РУКОВОДИТЕЛЬ ЦЕНТРА “PATRIOT” КОНСТАНТИН ПАРШИН: “САМОЕ ВАЖНОЕ – ИЗМЕНИТЬ ДВОЙНОЕ УПРАВЛЕНИЕ В МИНОБОРОНЫ”

Глава неправительственного Международного центра “Patriot” рассказал "Цензор.НЕТ", как и откуда взялась "украинско-грузинско-израильская группа людей", противостоявшая инфекции сепаратизма на Юго-Востоке, и что из нее получилось сейчас. Заодно г-н Паршин, кстати, активный блогер "Цензор.НЕТ", обобщил опыт работы с международными партнерами и с родным государством в смысле реформы оборонительного сектора. "Были случаи, когда ребята возвращались с наших учений в часть, а им там прямо говорили: "Тут вам не НАТО!" – сетует он, но тут же подробно разъясняет, чем именно управленческие стандарты Альянса отличаются от отечественных в лучшую сторону. И, конечно, кто и что вот уже два года войны тормозит столь необходимые реформы.ЭКИПИРОВКА – ЭТО ЗДОРОВО, НО КАКАЯ РАЗНИЦА, ВО ЧТО БУДЕТ ОДЕТ ТРУП?

– Константин Александрович, расскажите для начала, как вообще возник ваш Центр и как проходило его становление?

– В 2014 году началась агрессия России против Украины. Я сам родом из Днепропетровска. И мы увидели, что происходящее на Востоке Украины может перекинуться на прилегающие районы Днепропетровской области. Начала вестись подготовка к “референдумам”, началось давление – и мы это ощутили.

Мы это очень по-особенному почувствовали, потому что у нас очень близкие связи с Донецкой областью. Торговые в том числе. Мы поняли, что начинаются какие-то необратимые процессы, и завтра это может быть у нас. Поэтому те, кто считал возможным взять в руки оружие, это сделали.

Люди организовались в какие-то группы. Если вы помните, тогда областью руководила команда Игоря Коломойского. Они взяли на себя определенную ответственность. И тех людей, которые добровольно взялись пресекать сепаратистскую активность, по сути, поддержали. Это дало возможность действовать. Ведь вспомните: военные в этом процессе участвовать не могли, милиция была деморализована…

– А перед этим вы лично кем были?

– Я предприниматель, юрист, есть ряд предприятий, в которых я являюсь акционером. Я профессионально занимался организационной и кризисной работой. Кроме того, у нас есть охранная компания – так что мое вступление в эти события было вполне органичным… В общем, кто захотел – стал защищаться. Мы не допускали этих якобы “референдумов”, например. Это были, по сути, военные операции. Или, точнее, антитеррористические.

Мы тогда принимали участие в планировании. В Днепропетровске была база “Правого сектора” – она и сейчас есть – и мы планировали операции вместе с ними. Люди в итоге были сведены в общие отряды. В это же время шла подготовка бойцов батальона “Днепр-1”.

Вот там мы познакомились с ребятами из Израиля. Кто-то из них уже побывал на Майдане, кто-то – прямо оттуда, из-за границы. Почти все они имели украинские корни и опыт службы в израильской армии. Их опыт был очень весом. У нас и сейчас в составе Центра есть ребята из Израиля. В какой-то момент мы познакомились, сошлись во взглядах, они увидели, как мы работаем – и стали частью команды.

Дальше две ротации прослужили в секторе “М”. Там мы еще плотнее столкнулись с тем, на каком низком уровне происходит планирование операций. Повторюсь – я сам организатор, и многие проблемы видел даже без того багажа военных знаний, которые есть сейчас. Чисто организационные проблемы, процедурные.

– Какие?

– Было видно, что офицеры не готовы принимать решения. У них не организованы были процессы. Я понял, что если мы эту проблему не решим, то будем проигрывать все время. И нести потери. Поэтому я начал искать людей, которые что-то в этом понимают.

Когда мы были в Мариуполе, мы общались с грузинами, которые служили в полку “Азов”. Они рассказали нам о том, что в том же секторе сейчас находится бригадный генерал Георги Каландадзе. Он был начальником Генштаба при президенте Саакашвили. Георги приехал со своей командой. Это и замнач Генштаба, начальник погранвойск тогдашней Грузии Мераб Кикабидзе, и командир бригады спецназа Давид Макишвили, и Мамука Абашидзе, который возглавлял Антитеррористический центр грузинский.

Все это – офицеры высокого ранга, которые прошли обучение в США, в Турции, во Франции, в Германии. Они прошли участие в боевых действиях в Ираке, в Афганистане. Я скажу – это очень серьезный опыт. Ведь они работали по стандартам НАТО, в составе соединений НАТО, а не сами по себе. Они многому обучились. Грузия вообще была тогда очень широко представлена, даже шире, чем многие европейские члены Альянса.

Поэтому мы пригласили их, пообщались. Они, конечно, большие патриоты Грузии, они понимают, что наша война здесь – это продолжение их войны там. Плюс они очень хорошо помнят ту помощь, которую им украинцы оказали в свое время. Поэтому они с большим энтузиазмом тут работают. И вот с тех пор создалась такая украинско-израильско-грузинская группа людей.

– Были ли уже практические результаты этого сотрудничества?

– В том же секторе “М” мы провели учения, спасибо тогдашнему командующему сектором генерал-лейтенанту Попко. Сейчас он – командующий Сухопутных войск, долгое время возглавлял общий Антитеррористический штаб. Он, кстати, тоже принимал участие в Ираке, сам видел, как работают американцы. Он нас сразу понял и с большим энтузиазмом содействовал. Тогда мы и с личным составом 9-й бригады ВДВ проводили учения – командные учения. В общем, это имело неплохой результат.

В тот момент была острая необходимость повышения уровня боевой подготовки личного состава. Потому мы работали как организация, которая бы занималась боевой подготовкой везде, где мы сможем согласовывать это с военным руководством. Мы всегда действуем в согласовании с этим руководством. Но, к сожалению, была возможность заниматься подготовкой только отдельных небольших военных подразделений.

Вообще, вопрос боевой подготовки – он же одним из первых бросается в глаза. Экипировка, оружие, средства наблюдения – это все здорово, но всем этим нужно уметь пользоваться. Это самое главное. Если не научим – то какая разница, во что будет одет труп?

В итоге по разным программам мы подготовили более двух тысяч человек.

В НАТО РУКОВОДИТЕЛЬ НЕ ТРАТИТ ВРЕМЯ НА ЦЕЛУЮ КУЧУ МЕЛКОЙ РАБОТЫ

– Речь идет исключительно о боевой подготовке солдат, или также и о тактической и оперативной подготовке офицеров?

– Увы, речь идет только об индивидуальной подготовке бойцов, максимум – до уровня взвода. Уже даже полноценную подготовку роты (от индивидуальной подготовки до боевого слаживания подразделения) организовать было очень трудно. Это связано с огромным количеством логистических проблем, с тем, что для командиров частей это была неплановая работа… Однако любая работа по подготовке личного состава – она, в конечном итоге, не имеет смысла, если нет системных изменений.

Были случаи, когда ребята возвращались в часть, а им там прямо говорили: “Тут вам не НАТО, а украинская армия!” Те же навыки тактической медицины – их очень сложно применять с той процедурой медэвакуации, которая действует в АТО.

Но в любом случае – это была нужная работа. Многие из тех, кто прошел обучение в нашем Центре, прошел ДАП, другие “знаковые” точки АТО. И все они с благодарностью говорят о том, что те знания, которые получили от наших инструкторов, очень помогали им в критических ситуациях.

Такова предыстория. А сегодня мы работаем с Нацгвардией. В декабре нас пригласил тогда еще и. о. командующего НГУ генерал-лейтенант Балан.

– О каких задачах он говорил?

– В целом, нас попросили помочь провести реформу Нацгвардии. МВД у нас в плане реформирования – передовое, это действительно так. Импульс, задаваемый министром, там транслируется вниз. Поэтому они к нам отнеслись с большим интересом. И мы начали работу по двум главным направлениям.

Во-первых, это – образование и подготовка. На всех уровнях от солдата до офицера. И, что особенно важно,- изменение в самой системе образования и подготовки. А во-вторых (и в-главных) – структурные изменения в самой Нацгвардии. Начиная с Главного управления и территориальных управлений и до частей включительно.

– Какие именно изменения вы хотите внедрить?

– Мы хотим принять те стандарты управления и принятия решений, которые применяются в США и других странах НАТО, которые обеспечивают эффективное взаимодействие (потому что, в принципе, структуры вооруженных сил в странах НАТО могут более или менее различаться).

Структура управления в войсках НАТО выглядит следующим образом. Штаб является “головой” всего, которая все планирует. Он разделен на семь секций: кадры, разведка, оперативное планирование – то есть планирование всех операций, логистика, военно-гражданское сотрудничество, связь и образование.

То есть в чем суть? Командующий ставит штабу задачу – и все специалисты собираются и во взаимодействии просчитывают различные варианты решения. Командующему передается готовый “продукт” – несколько вариантов решения поставленной задачи. И он принимает решение. Таким образом, руководитель не тратит время на целую кучу мелкой работы, которой сопровождается процесс принятия решений в советской военной парадигме.

По такому же принципу организованы штабы везде: от Главка и теруправления до отдельных частей и подразделений. Каждый вырабатывает продукт в рамках своей компетенции: планирует, считает, дает варианты решений.

Еще один важный момент – это наличие механизмов гражданского контроля. Если говорить о Министерстве обороны, то у них министром должно быть гражданское лицо, и его штат – гражданские лица. То есть военные воюют, а министерство вырабатывает военную политику и занимается обеспечением.

Если говорить о Нацгвардии, то, поскольку это все-таки не стратегическая, а оперативная структура, такого крупного гражданского органа у них нет. Но на гражданский сектор там будет отведена очень важная задача – осуществление закупок. Это правильно: военные должны заниматься подготовкой личного состава, должны учиться владеть оружием, выполнять задачи и т.д. Это не их функция – заниматься закупками. Плюс между военными из одной и той же структуры легче устанавливаются коррупционные связи – так что это такая профилактическая мера.

– Чего особенно не хватает в нашей системе обороны, что надо менять в первую очередь?

– В первую очередь, нам нужна воля. Я даже не о Нацгвардии, а о секторе государственной безопасности в целом. Ключевой орган этого сектора – Министерство обороны, от него в вопросах военной защиты страны зависят все остальные силовые ведомства. К тому же, Минобороны является, скажем так, законодателем для воинских подразделений. Их уставы действуют и в других структурах – скажем, в Нацгвардии, хотя она относится к МВД. Изменения в других органах напрямую зависят от изменений в Минобороны.

Потому очень хотелось бы, что Минобороны было флагманом реформы, чтобы необходимые изменения они успевали вводить раньше остальных.

Что касается Нацгвардии, то мы выделили два направления, как я уже говорил: образование и управление. Людей нужно научить работать по-новому. Причем с самого низа. Потому мы уже запустили школу подготовки инструкторов-специалистов, а сейчас готовим к запуску школу сержантов. Подготовка инструкторов уже ведется. Задача – обеспечить НГУ нужным количеством специалистов, которые будут готовить солдат по тем или иным воинским специальностям.

Мы разработали структуры, вплоть до штатного расписания, которые сейчас находится на рассмотрении. Там есть также рекомендации, каков должен быть оклад инструкторов, какая система стимулов, как будет происходить карьерный рост.

НАЧАЛЬНИК ГЕНШТАБА ПОДЧИНЯЕТСЯ НАПРЯМУЮ ПРЕЗИДЕНТУ – И НЕ ОТДАЕТ ЭТОТ РЫЧАГ

– Какие самые важные изменения вы хотели бы видеть конкретно в Минобороны?

– Самое важное – изменить двойное управление. Сейчас у нас не согласовано подчинение по линии Минобороны и по линии Генерального штаба. Правда, насколько я знаю, они уже приняли решение начать реформу структуры управления по рекомендациям, специально разработанным американской корпорацией RAND. Но, тем не менее, все еще сохраняется раздвоенность управления. Начальник Генштаба подчиняется напрямую Верховному главнокомандующему – президенту – и не отдает этот рычаг. А западные рекомендации таковы, что все-таки должен подчиняться министру. Хотя в боевой ситуации, конечно, он может выходить на президента, этого никто не запрещает.

Также, согласно этим рекомендациям, министр должен быть гражданским. Он должен понимать государственную политику, и военная компонента под его руководством должна действовать, исходя из этой политики. Я имею в виду, например, финансовую политику государства, ведь любая армия зависит от денег. И министр должен быть основным распорядителем ресурсов. А при такой неопределенной системе подчинения, естественно, и ресурсы используются неэффективно.

Вот об этом идет речь на всех уровнях. И когда начальник Генштаба приезжал на саммит НАТО, если вы видели, ему там именно на это обращали внимание. Ведь эта структурная проблема тормозит все остальные реформы. Ну – господин Муженко заверил, что понимает всю необходимость. Но он все-таки поставил отлагательное условие: что структура будет меняться только по завершении боевых действий. Мне кажется, это слишком отдаленные сроки.

– Вы уже упоминали о международном сотрудничестве, которое развивает ваш Центр. Что еще делается, кроме привлечения иностранных специалистов?

– Мы взаимодействуем с военным атташе Соединенных Штатов, с офисом НАТО и с компанией Cubic. Это очень серьезная компания, выступавшая в качестве консультантов во время реформирования многих армий мира. В том числе, они занимались подготовкой офицеров для работы вот в этих, упомянутых мною, штабах. У них есть огромное количество симуляторов, на которых можно обучать офицерский состав.

Они предложили нам сотрудничество, и не на словах – оно уже закреплено у нас определенными документами. И, по крайней мере, с командованием Нацгвардии достигнуто взаимопонимание, чтобы привлекать специалистов этой компании для обучения именно штабных офицеров. Это даст нам серьезный рывок, когда офицеры поймут систему управления и стандартные процедуры, по которым они должны действовать.

Это очень серьезный момент, потому что все вот эти секции штабов используют свои стандартные процедуры, так что тот или иной офицер порой вообще не нуждается ни в каких командах – он просто обязан в той или иной ситуации реагировать тем или иным образом. Не нужно тратить время, бежать к начальству и согласовывать каждое действие, а нужно сразу действовать в рамках своих полномочий.

У нас, практически начиная с командира роты, каждый офицер на все должен получить команду. А, например, в армиях Израиля или США этого нет, там работает вот эта система. И там командир не только знает, что он должен делать в запланированной ситуации, но и как действовать, если она внезапно меняется. Он не тратит время на согласования, а просто действует так, как от него ждут и так, как должен поступить в конкретной ситуации.

– То есть как минимум в Нацгвардии обучение офицеров этим стандартам все-таки будет? Выше вы выражали сожаление, что пока работаете только с бойцами…

– Бойцы – это тоже очень важно. И в НГУ мы уже многое сделали для изменения подходов к их подготовке. Но вы правильно отмечаете: самое главное – люди, которые принимают решения, то есть офицеры. Мы считаем, что должна быть программа по обмену как минимум офицерами штабов. Чтобы сюда приезжали те, кто умеет это делать, и делились с нашими практическим опытом, а наши чтобы обучались на практике там. Последнего мы очень ждем от Минобороны и рекомендуем на всех уровнях. Известно: лучше один раз увидеть.

Александр Михельсон, “Цензор.НЕТ”

Источник