ЭКС-ГЛАВА ТАМОЖНИ АНАТОЛИЙ МАКАРЕНКО: “СЕГОДНЯ ПРОИСХОДИТ РЕФОРМА НЕ ТАМОЖНИ, А “СМОТРЯЩИХ” ЗА НЕЙ”

"Цензор.НЕТ" поговорил с бывшим председателем Государственной таможенной службы Украины Анатолием Макаренко о том, что сейчас происходит с таможней, как там борются с коррупцией, и как это следовало бы делать на самом деле, что даст появление так называемых "черных сотен", и чем они в реальности будут заниматься.Анатолий Макаренко пришел в таможню в 1999 году. Прошел путь от инспектора до руководителя. Правда, уже год не имеет к ней прямого отношения. Но это не значит, что он не в курсе того, что там происходит.

– Назад на работу в ГФС звали?

– Сказать, что звали, было бы неправильно. Были предварительные беседы с руководителями различных политсил, когда шло формирование правительства Гройсмана, но премьер еще не был назначен. Спрашивали: Если официально предложат стать руководителем таможенного ведомства, вы к этому готовы? Я честно ответил, что при трех условиях: полная самостоятельность в принятии кадровых решений, восстановление функциональной системы управления таможней (через те основные департаменты, которые сейчас практически уничтожены) и возобновление центрального таможенного офиса, который ликвидирован вплоть до кабинетов сотрудников. Естественно, был разговор, что необходимо вернуть усилить правоохранительную составляющую, минимизировать влияние на таможню политиков и “силовиков” и так далее. Потом состоялось назначение Кабинета Министров, и никто к этой беседе больше не возвращался.

“СКОРО ЗА СЛОВО “РЕФОРМА” НА КИЕВСКИХ УЛИЦАХ БУДУТ БИТЬ”

– Анатолий Викторович, Вы выступаете за то, чтобы вывести таможню из состава ГФС. Объясните доступно, что это даст?

– Конструкция Министерства доходов и сборов была создана искусственно. В свое время президенту Януковичу под благовидным предлогом одним из кланов была рекомендована некая “цивилизованная” модель (так называемая британская), когда таможня и налоговая объединены. Это, по их мнению, дало бы прекрасный результат. На самом деле, внутри процесса происходила борьба между несколькими кланами. Сильнее оказалось “налоговое” лобби.

– Вы имеете в виду Клименко?

– Я бы сказал, клан так называемых младореформаторов, которые “кружили” вокруг сына Януковича Александра. Они фактически забрали таможню под себя. С этого момента началось ее разрушение и деградация.

– Разрушение было целенаправленным?

– Иногда у меня возникало ощущение, что это, действительно, целенаправленная программная задача неких непонятных для меня сил – уничтожить украинскую таможню. Мы прошли в истории этап, когда в Украине были достаточно красивые военные парады. Но когда вопрос коснулся войны, у нас не оказалось войск, чтобы пойти на фронт. То же самое происходит и тут: мы пытаемся что-то продемонстрировать из существующих осколков, уничтожив вертикаль управления, материально-техническую базу, профессиональные кадры. На самом деле, сейчас таможенной безопасности, как таковой, уже фактически нет. Это производная от тех так называемых реформ, которые начались с создания Минсдоха. Если оценивать сегодняшнюю ситуацию в украинской таможне, то достаточно сказать три ключевых слова: депрофессионализация, дезорганизация и деморализация.

– Почему руководство страны не пытается изменить ситуацию? Мы сейчас часто слышим высказывания о реформировании таможни. Правда, у нас, как говорят, везде сейчас реформы…

– Скоро за слово “реформа” на киевских улицах будут бить.

– К сожалению, вы правы. Но все же, в чем истинная причина отсутствия качественных изменений в таможне?

– Сегодня происходит реформа не таможни, а “смотрящих” за ней. Там мы видим изменения. А внутри продолжается стагнация. Я не вижу никаких созидательных моментов, начиная от материально-технического обеспечения, социальной защиты, заканчивая самой организацией работы таможни, как структуры. Одна за одной предпринимаются попытки ее ликвидировать. Уже было три законопроекта. Этому противостоят здоровые силы в парламенте, в том числе комитет Нины Петровны Южаниной. Мы, таможенники в запасе, пытаемся объяснить пагубность ликвидации этой структуры. Но усилия продолжаются. Делается это под диктовку “смотрящих”…

– Кто эти “смотрящие”?

– Это определенное парламентское лобби, которое обрело “золотую карточку” на руководство таможней, некоторые правительственные силы, которые считают, что можно управлять в ручном режиме, местные элиты, получившие доступ к таможенному контролю. Те же правоохранительные структуры, которые войдя в состав так называемых “черных сотен”, считают, что они имеют свое право на плюс две-три сотни долларов к тем коррупционным платежам, которые изымаются с бизнеса.

– Но “черные сотни” создают как раз для того, чтобы бороться с коррупцией. Поэтому и зарплаты у них высокие – по 30 тысяч.

– Заработная плата “черных сотен” – это деньги, забранные из фонда Государственной фискальной службы. Они должны были выплачиваться в виде тех или иных заработных статей или премий сотрудникам таможенных органов. Эти средства получат не таможенники, а те ребята, которые, не имея никакой ответственности за результат работы, будут демонстрировать пиар-эффект. Я категорический противник создания так называемых “черных сотен”. Это путь в никуда. Вы думаете, что они у нас теперь будут всегда? То есть, сотрудники СБУ, налоговой и полиции будут заниматься таможней до конца дней? Нет. Рано или поздно “черные сотни” закончат свою работу. Тогда таможенным контролем будут заниматься сами таможенники. Но за время их работы будет размываться ответственность, уничтожаться профессиональная составляющая, коррупция будет возрастать. Поверьте мне, я это хорошо знаю. Каждое силовое ведомство, которое сейчас участвует в “борьбе” с контрабандой пытается добавить свою дельту к коррупционной пирамиде. Это, во-первых. Во-вторых, “черные сотни” это еще и элемент противостояния нескольких кланов, которые сейчас перетягивают на себя таможенное “одеяло”.

– Когда Гройсман анонсировал создание “черных сотен”, в обществе эту идею восприняли достаточно спокойно и положительно.

– У нас в обществе все радикальные идеи воспринимают “на ура”, а потом мы очень болезненно все это “откашливаем”. Поэтому хорошо, если “черная сотня” не закончится “двухсотыми” для украинского бизнеса. Ничего, кроме вреда, эти любительские образования не принесут. Вся работа этих новых контролирующих подразделений закончится несколькими пиар-фейерверками по телевизору и минимальным экономическим эффектом. Там, где силовые структуры начинают заниматься экономикой, последняя не выигрывает никогда. 

“ТА КОНСТРУКЦИЯ, КОТОРАЯ СОЗДАЕТСЯ НА ТАМОЖНЕ, РАНО ИЛИ ПОЗДНО РУХНЕТ”

– Мы с вами заговорили о заработных платах. Так вот Роман Насиров называет одной из причин коррупции низкую оплату труда – таможенники сейчас получают плюс-минус четыре тысячи гривен. Но только в ней ли дело?

– Таможня коррумпирована настолько же, насколько государство и общество. Просто зона рисков шире и объемы финансового ресурса, который проходит через границу, больше. Если мы говорим о контрабанде, то коррупция не в таможне, а на границе. В эту цепочку включены все, кто там работают. Сейчас в нее, поверьте мне, добавятся и “черные сотни”. Я не верю в кристальную честность тех людей, которые сейчас будут контролировать бизнес. Подчеркиваю, я всегда за то, чтобы мы усиливали контроль за таможенниками. Но я категорически против, чтобы прессовали бизнес.

По поводу зарплат: сегодня таможенники получают от 1500 до 5000 гривен (в зависимости от должности, срока службы и так далее). Молодой сотрудник, приезжая работать на таможню, будет зарабатывать менее 100 долларов. Это ненормально. На эти деньги просто невозможно прожить. Он сразу же становиться объектом коррупционного риска. Рано или поздно войдет в коррупционную цепочку, так как ему просто не на что будет жить. Я говорил на эту тему с коллегами из Польши. Они установили таможенникам зарплату от 800 евро и выше. Плюс, определенные социальные пакеты. При этом убрали из зоны деятельности таможни всех “попутчиков”- силовиков. И “развязали руки” надзирающим структурам – работала прокуратура. В результате арестовывали по 20 человек – целым сменам одевали наручники. Так вычистили свою таможню. Такой себе “кнут и пряник”.

Сегодня у них работает 15 тысяч сотрудников (в отличие от Украины, где их 9800, хоть и страна больше, и проблемы значительнее). У них – профессиональные коллективы. Таким же путем должны пойти мы: дать нормальную стабильную зарплату и мотивировать. Я бы это делал очень просто – например, задержал контрабанду, получи процент от этого.

– Такой себе стимул.

– Очень серьезный стимул. Раньше существовала система, когда часть средств из таможенных сборов шла на развитие таможни. Благодаря этому фактически создавали таможенную инфраструктуру, мотивировали сотрудников. Сегодня, к сожалению, этих мотиваторов нет.

– Зато у нас есть другие примеры, когда сверхдоходы таможни отправляли на ремонт дорог.

– Это ненормально. Я категорический противник того, чтобы мы экспериментировали с таможенными поступлениями на местах. Они должны направляться в централизованный бюджет, а дальше статьями пусть определяют – дороги ремонтировать, детские садики, больницы или давайте часть этих денег потратим на развитие таможни, границы и так далее.

– Я не поверю, если вы скажете, что во время вашего пребывания на руководящих должностях в таможне не было коррупции.

– Я так никогда не скажу. Она была до меня, при мне и есть сейчас. Просто градус ее поднимался либо же опускался. У меня принцип был простой: нужно разрушать коррупционную пирамиду. Смотрите, есть некий объем груза стоимостью, условно, 100 тысяч евро. Таможенные налоги с него примерно 25 тысяч (НДС, пошлина, другие). Бизнесмен хочет “оптимизировать” затраты. Отдает “решале” 10 тысяч и тот за эти деньги “договаривается” (таможня и все контролирующие органы “не обращают внимание” на заниженную таможенную стоимость, недостоверный вес, подмену товара и тому подобное). Все получают коррупционную “долю”, которая иногда выше платежей в бюджет. Я все время говорил: Ребята, нужно делиться с государством – давайте перевернем пирамиду. Ведь бизнесмену все равно кому платить. Создайте ему нормальные условия, честное конкурентное поле – он отдаст деньги в бюджет и не будет бегать по “барыгам”. В 2014-ом я видел результат, реакцию бизнеса – нам это почти удалось. Ту же бытовую технику мы вывели из тени процентов на 90.

– Что потом случилось с этой пирамидой? Ее перевернули в прежнее положение?

– В течение последнего года, похоже, да. Но последние два месяца на границах – затишье. Все ждут, куда развернет “флюгер” противостояния – то есть, чем закончится реформа “смотрящих”.

– А тем временем Насиров рассказывает: “Мы на сегодняшний день максимально убрали схемы на таможне”. О чем это он?

– Я недавно встречался с руководителем одной из наибольших ассоциаций экспортеров Украины. Спросил, стало проще или сложнее работать с таможней за последний год. Ответ был: “Намного сложнее”. А тут рассказы о ликвидации схем.

Дадут команду “смотрящие” “барыгам” некоторое время не работать, те останавливают контрабандные потоки. К примеру, та же Киевская область. Только немой не говорит о том, все “серые” и “черные” грузы перешли из Одессы под Киев или “растеклись” по таможням южных регионов. Сейчас команда: “Стоп”. Теперь так называемые “тяжелые” грузы пытаются пораспихивать по другим таможням, играются с ними.

– Но так не может долго продолжаться.

– Я так понимаю, что сегодня правительство для себя делает выбор, как таможне работать дальше. Реформы же нет. Знаете, недавно проводили Таможенный форум, где были собраны главы ассоциаций, руководители брокерских структур, таможенники, создававшие нынешний Таможенный Кодекс. Уровень был серьезный. Пригласили многих бывших таможенников, в том числе и меня. Из руководства Кабмина никто не пришел. Когда разговор зашел о реформе таможни, я обратился к залу: “Поднимите руки те, кто из вас участвует в создании программы реформирования таможни. Кого приглашали для дискуссии?”. Никто не поднял.

Значит, там процветает кулуарщина и клановый подход к таможне. Но нет ничего вечного. По себе знаю. Нынешнему руководству ГФС я бы рекомендовал перед уходом с должности извиниться перед украинской таможней за ее уничтожение. Возможно, простят, и при пересечении государственной границы не будут задавать неудобные вопросы.

– Мне в интервью народный депутат Валентин Ничипоренко, который возглавлял рабочую группу по проверке таможни, рассказал, что контрабандой занимаются те люди, которых “крышевал” Игорь Калетник. Это так?

– Я очень плохо отношусь к выражениям, как то “люди Калетника, Клименко, Макаренко” и так далее. Это значит, что мы ставим клеймо. К примеру, у Калетника в подчинении было 15 тысяч человек, у меня – 17 тысяч. Всех клеймить?!

Другой вопрос, как работали подчиненные, и какой сделали выбор после того, как закончилась власть того или иного руководителя. Если в 2010-2013 годах человек крохоборил беспощадно, нагибал бизнес, имеет самую грязную таможенную репутацию, а сейчас – один из главных консультантов по так называемой таможенной реформе, то мне неважно, чьим человеком его называют.

– Это вы о ком?

– Таких несколько. Они проявляются, как грибы после дождя. Сегодня, к сожалению, в украинской таможне востребованными вдруг оказались те люди, которые всегда считались малоавторитетными, непрофессиональными, и чья моральная планка была очень невысока. Это первое. Второе. Туда волной хлынули те, от кого фактически избавились в силовых структурах, кого растят те или иные кланы, которые не имеют к таможне никакого отношения. Кроме денежного счетчика в глазах у них ничего нет.

– Какая-то антилюстрация получается.

– По закону о люстрации в таможне были люстрированы самые лучшие кадры. Из центрального аппарата ушли все те, кто фактически создавал таможенное законодательство Украины. На их место приходят те, кто как раз должен был пройти этот процесс. Но они либо откупились от люстрации, либо отсудились. Та конструкция, которая сегодня там создается, рано или поздно рухнет. Будущего у нее нет, так как она построена на обмане. Обидно, что происходит антисозидание. Вот сейчас у нас работает американская миссия. Мне было интересно увидеть фотографию встречи, на которой были 11 американских таможенников с одной стороны стола, и украинская сторона во главе с премьер-министром с другой. Знаете, сколько было таможенников от Украины?

– Один?

– Именно. На фото – самый крайний.

– А остальные кто?

– Те, кто радеют за таможню.

– Кстати, сколько бюджет недополучает из-за таких людей?

– Я всегда оценивал, что потери бюджета колеблются от 20 до 50 процентов в различных сегментах импорта. Это очень много. Правда, некоторые “рисуют”, что мы недополучаем еще один бюджет страны. Это от лукавого. Таможня берет налоги с товара. Надо посмотреть его реальный объем и сказать, сколько могли взять (ведь больше, чем наш рынок потребляет, мы не завезем). Раньше подсчетами занимались аналитические подразделения таможни. Сейчас они ликвидированы.

– Почему?

– Наверное, так удобнее руководству ГФС. Может, есть свои аналитики. Но, повторюсь, подсчеты не сложно сделать. Я в свое время на одном из совещаний докладывал Президенту, какие потери были на Одесской таможне в 2012-2013 годах. Что сейчас – трудно сказать.

Расскажу вам один пример: я стал председателем таможни в январе 2009 года. Тогда в месяц в Украине продавалось от 500-800 тысяч мобильных телефонов. Это высоколиквидный товар, колоссальный объем рынка. Я поднял нашу аналитику, а сколько было ввезено в декабре 2008 года. Оказалось, что 10 тысяч. Все остальное – контрабанда. Что надо было делать? Создавать “черную сотню” и ловить по кустам с телефонными трубками? Это бред. Поэтому сели и договорились с Национальной комиссией по вопросам регулирования связи и правительством по поводу того, что ни один мобильный телефон не может быть активирован в Украине без того, если оператор не получит таможенную декларацию с номерами завезенных аппаратов. В декабре цифра уже была 846 тысяч легальных телефонов. Это тот результат, о котором можно говорить. А дополнительные платежи составили по нынешнему
курсу.

– Вы вспомнили про Одесскую таможню. Ее часто ставят в пример. Вы разделяете этот общий ажиотаж?

– Нет, не разделяю. Таможня – это не просто девочки в белых блузочках за стеклянными окнами красивых офисов. Прежде всего, это структура, которая контролирует товаропоток через границу. Основная функция – определить, что фактически въехало в страну, и все ли из этого разрешено, в том числе и на транзит. На мой взгляд, руководство Одесской таможни или те, кто его консультирует, заняли очень удобную позицию: мы оформляем только те грузы, которые являются абсолютно “белыми”, мы работаем только с честным бизнесом и больше ни с кем. А это морские ворота Украины, через которые идут рисковые товаропотоки из стран Юго-Восточной Азии, Турции. Не самое веселое направление с учетом ситуации на Ближнем Востоке. Но никто не обнаружил, ни наркотических веществ, ни оружия, ничего такого вообще. Вы думаете, это все не идет? Плюс еще приднестровский участок, который считается одним из основных по контрабанде акцизных товаров, которые потом направляются в Евросоюз – сигареты, алкоголь и так далее. Тут разве был какой-то резонанс? Мы в 2014 году с СБУ там провели без пиара ряд спецопераций. Объемы задержанных подакцизных товаров были очень серьезными. Это сейчас о каждых задержанных часах и трусах пытаются показать телесюжет. Я считаю, увлекаясь сервисной составляющей таможни и пиаря ее на телеэкранах, тем самым нивелируется основная ее задача – контроль товаропотока через границу. В Одессе (при всей моей симпатии к руководству в плане лояльности к бизнесу) я не воспринимаю дилетантскую позицию в отношение защитной и контрольной функции таможни.

“У МЕНЯ БЫЛ ВАРИАНТ ВЫЙТИ ИЗ ТЮРЬМЫ РАНЬШЕ”

– Еще одну тему хочу с вами обсудить. В 2010 году во времена правления Виктора Януковича вас задержали и посадили. В прессе писали, что таковой была месть. Сейчас новая власть тоже занимается арестами, которые очень часто в обществе называют политическим заказом. Почему так происходит?

– Пока в Украине не будет создана судебная система, пользующаяся абсолютным доверием общества, у людей будут возникать сомнения. Как это было раньше, так это есть и сейчас. Я понимаю тех, кто сомневается в правильности и честности того или иного судебного процесса. Оценок давать не буду. Мой от начала до конца был заказом определенного олигархического клана. Правда, по за границам мы небегали, на носилках нас не носили, в инвалидных колясках не катали. Мы пришли на допросы, нас арестовали, мы пошли в тюрьму. Прошли ее. Я и все мои подчиненные, кто проходили в этом деле, не признали свою вину. Материалы дела открытые, их можно посмотреть. Мы по сегодняшний день уверены, что, как таможенники, действовали однозначно в правовых рамках.

– Кому дорогу перешли?

– Мы были исполнителями тех серьезных межгосударственных соглашений, которые тогда заключались. Никому дорогу не переходили. Действовали в рамках таможенного законодательства. Просто, в том числе и через заключение нас, так называемому “газовому” клану необходимо было вернуть огромные деньги через Стокгольмский суд. Тогда НАК “Нефтегаз” не стал даже судиться. Была включена некая схема, когда необходимо было показать, что сделка была незаконной, а у нас вот таможенники сидят в тюрьме. То есть, наши судьбы были одним из элементов спецоперации “газового” лобби по возвращению денежных средств из бюджета государства.

– Мне почему-то кажется, что вы знали о том, что такое будет.

– 21 июня 2010 года я был за границей. Накануне мне сообщили, что меня ждут, и будут арестовывать. Я сказал, что прилечу, хотя друзья мне предлагали разные варианты. 23 июня я вернулся. Повестку мне вручили в аэропорту. На следующий день я прибыл на допрос, где меня арестовали.

– Вы же могли не прилетать. Каков мотив возвращения?

– Я бы не смог жить с тем, что мои подчиненные будут нести ответственность, а я буду в бегах. Не смог бы… Мы советовались с супругой. Она меня поняла и поддержала. Скажу больше, у меня был вариант выйти из тюрьмы раньше. Такие переговоры велись. Ведь в мою поддержку выступали военные, председатели таможенных служб. Но я сказал, что без моего инспектора Тараса Шепитько из тюрьмы не выйду. Освободились мы с ним в один день – 5 июля 2011-го.

– Что вы для себя переосмыслили и поняли за время нахождения в тюрьме? Что в вас изменилось?

– Я еще раз для себя сделал вывод: главная ценность – семья. Если ты дорожишь ею, а она тобой, пройдешь через любые испытания. Мне повезло, у меня именно такая семья. Я за первые недели заключения похудел где-то на 15 килограмм. Когда меня супруга увидела в первый раз, я, мягко говоря, выглядел неважно. Она не любитель эпистолярного жанра, но после этой встречи написала мне очень большое письмо. В нем сказала: Больным ты никому не нужен, ты должен быть сильным, тогда победишь всех. Я сохранил это письмо и очень им дорожу.

Помните, те ребята, которые пришли к власти, думали, что они надолго, если не навсегда. Мне сказали о том, что мой срок – минимум 8 лет. Я для себя решил, что раз остаюсь в тюрьме, то не буду следовать ее законам, а подчиню их себе. Я был в разных камерах. Но мы с сокамерниками никогда не ругались матом, убрали сленговые слова, делали приборку два-три раза в день, уважительно относились друг к другу. Нина Ивановна Карпачова однажды, как омбудсмен, проводила обход, и сказала: “Анатолий Викторович, у вас тут так хорошо”. Я пошутил: “Так оставайтесь” (улыбается – О.М.). Вообще я понял, что любой мир, даже самый тяжелый и сложный, можно попытаться сделать другим.

И еще один момент. Меня из моих многочисленных товарищей и друзей не предал никто, за исключением одного человека. И то, он просто сдрейфил. Я простил даже злейших врагов, а его не могу. Дружба, товарищество после семьи для меня – превыше всего.

Ольга Москалюк, “Цензор.НЕТ”

Источник