Корреспондент “Подробостей” в зоне АТО Ирина Баглай: есть такая работа – Родину защищать

Ирина Баглай – корреспондент программы "Подробности" и "Подробности недели" на телеканале Интер. 13 июня у Иры особая дата – два года на войне. Свой первый день в АТО помнит до мельчайших деталей – погоду, звуки, эмоции и даже запахи. Теперь это и работа и выбор, сделанный 2 года назад.

Ира отшучивается: Там, где она – не стреляют. Тем не менее,  прошла боевое крещение обстрелом. Не прошли даром и занятия спортом – в бронежилете бегать стометровки не каждая женщина вынесет. Да и условия не очень комфортные – зачастую приходится завтракать в 9 часов вечера, но Ира не из капризных. 

Никогда не расстается со своей кошкой Масей, которую вырастили на фронте десантники 95-ой аэромобильной бригады. До сих пор главным желанием Ирины остается включение с новостью, что война закончилась и ребята едут домой. Верит, что такое включение обязательно будет. Именно эта мысль заставляет ее снова и снова возвращаться на фронт.

О первом визите на Донбасс, двух годах работы в непростых условиях и героях сюжетов – в интервью podrobnosti.ua.

Вы работаете в зоне АТО с мая 2014 года. Хочется понять, что заставляет вас снова и снова возвращаться на войну, Ведь любой человек, побывав однажды под обстрелами, не захочет туда возвращаться. Это просто рабочая обязанность или же ваш выбор?

Сперва это был личный выбор. Я хотела понять, что происходит в моей стране. Как бы красочно и много не показывали журналисты те события, но верю своим глазам, ушам и пока не прочувствуешь на себе происходящее, сложно делать выводы. И я рада, что руководство решило отправить меня с коллегой в занятый тогда сепаратистами Луганск.

Мы с коллегой Геннадием Вивденко "под легендой", без операторов, с планшетами приехали в Луганск на 9 мая. За сутки объездили пол-области, пришлось ночевать и под сепарским блок-постом, комендантский час – нас не пустили в город. Была и перестрелка. Все обошлось. Особо к нам не придирались, работали ж "под прикрытием".

Наша безопасность была в руках водителя – луганчанина, ездили на его машине. Ну и я, девушка на переднем сидении пассажира, не вызывала особых подозрений. Спустя месяц уже была командировка в зону АТО. Уезжая, не сомневалась, что снова вернусь. Так и получилось – уже через 3 дня была опять в АТО. Теперь это и работа и выбор, сделанный 2 года назад.

Ирина, испытываете ли вы чувство страха? Мешает ли вам это работать?

Первый год – абсолютно не было страха. Не знаю, с чем это связано. Наверное, особенность характера. В стрессовой ситуации не до страха. Потом начала уже и переживать, военные говорили – не боится только больной на голову человек. Но для меня страх – главный враг. Он парализует и я понимаю, что начни я бояться, растеряюсь и создам проблемы и военным, которые в ответе за нас не по уставу, а по своим инстинктам защитника, и своим коллегам.

Но чувство страха знакомо. Страх впервые появился после выезда на одну из крайних, новых позиций в поле за Авдеевкой в начале 2015 года. Тогда там только зарывались десантники из 95 десантно-штурмовой бригады. То есть, спрятаться в случае обстрела, негде было. Подъезжали на БТРе и с трех сторон их каждый раз обстреливали минами, снайперы. Ехали ночью. Высадились, ничего не видно, глаза не привыкли, что делать – не понимаю.

На обратной дороге, чтобы понять, где же мы были, где сепары, я вылезла на БТР. И в тот момент впервые ощутила страх, даже скорее наступило абсолютное понимание – сейчас в один момент все может закончиться и не будет завтра. Нам просто повезло. У боевиков наблюдатель не сообщил вовремя и обстреливать наш маршрут они начали, когда мы уже въехали в Авдеевку.

Вот тогда я поняла, что ощущают десантники, когда возвращаются целыми. Адреналин зашкаливает, всех в тот момент хотела расцеловать, сто раз сказала "спасибо" и очень хотелось жить.

Вы помните свой первый визит на Донбасс? С какой целью вы тогда ехали в АТО?
13 июня 2014 года. Я до сих пор не знаю, почему и как, но вот уже два года спустя я помню этот день по часам, с утра до вечера. Погоду, даже запахи и разговоры дословно. Мы выехали с двумя коллегами туда впервые. Куда ехали – не знали. В штабе нам сказали: "Вставайте в ленточку". Ленточка – это колонна из военной техники – конвой, который возил на передовую ребятам боеприпасы, еду, воду.

Тогда у тех, кто стоял на нуле, не было возможности как сейчас съездить в магазин. Они просто были отрезаны от цивилизации. Трасса на Славянск из Изюма – вдоль с обеих сторон лесопасадка, и оттуда ежедневно десантников на БТРах накрывали огнем боевики. Потом была позиция – 8-ка, Спарта, 3-а. Там стояли десантники, Нацгвардия, добровольцы, и каждый называл ее по-своему. Мы тогда не понимали, что происходит.

Вот представьте. Едешь: солнышко, лето, зелень вокруг. Не думала, что промышленный Донбасс такой красивый, такая природа. Приезжаешь на непонятный объект, там машины военные, где-то ходят люди в камуфляже, какие-то орудия, ну тогда я и такого слова не знала. Просто какая-то машинка с пушкой. Нам командуют спрятаться за военные машины. И тут команда – на землю, снайпер и хруст ветки рядом. Что-что, а вот спорить с военными в такие моменты у меня за эти годы никогда не было желания и мысли.

Сказали на землю, значит на землю. Может именно поэтому с кадровыми я чувствую себя спокойно, по ним обычно на позициях ориентируюсь, надо бояться или нет. Прошло время и первая мысль была включиться в дневной эфир. Но не получилось – не было сигнала, даже мобильные заглушали. А потом пошла знакомиться по кругу с военными.

С интервью, как в Киеве, сразу начинать на фронте нельзя. Мне это еще Саша Моторный с "1+1" тогда подсказал. Здесь и мы, и военные, в первую очередь, люди. Встретили нас очень хорошо тогда, они просто обалдели, увидев девушку. А тут еще и две, тогда Ира Соломко начинала снимать в этот день свой документальный фильм "На передовой. Военные очерки". Когда я его смотрела, несколько раз останавливала, слезы не могла сдержать. Там есть и кадры и с нашего первого выезда.Очень рекомендую посмотреть. В общем об этом дне я могу рассказывать долго, потому что на удивление помню его очень хорошо. Кульминацией стало наше возвращение к штабу АТО.

Шли обратно тоже колонной с БТРами. Но неожиданно к нам подошел высокий, крепкий парень и сказал пересесть девочкам в БТР. Ну интересно же, пересели. Оказалось, что чуйка у него сработала. И она его не подвела. Стреляло все: автоматы, пулеметы, это было очень громко, но я тогда думала – вот хотят ребята произвести на нас впечатление. А оказалось – мы прошли две засады, и пуля пробила тогда и броню, к счастью – мимо. Вот такое было боевое крещение.

Но больше всего меня тогда впечатлили эти ребята. Просто шок. Я не была поклонницей военных, относилась к ним никак. А вот тут увидела молодых, в пыли, уставших, но с горящими глазами ребят. И в глазах такая отеческая забота. Второй шок – возраст: 21, 23, командиру 4 роты Медведю, который нас и вывел из -под обстрела – 26. А на вид взрослые, зрелые мужчины. Все из-за глаз и поведения.

Чему была посвящена ваша последняя поездка в зону АТО? Что говорят бойцы на передовой сейчас?

Как обычно – оперативная ситуация. Как выживают гражданские люди, оставаясь в своих домах на линии огня, все, что связано с этой войной. Больше всего, конечно, о самой горячей точке в АТО на тот момент Промзоне. Говорят, что в Facebook бывает война страшнее, чем на передовой. Хотя они просто уже привыкли к свисту пуль и даже минометным обстрелам. Нужно не забывать, что на третьем году войны – это уже научившиеся воевать люди. И для них это – работа. Но не в смысле зарабатывания, как могли бы исказить пропагандисты. Нет, просто они к этому не относятся как к героизму. Есть такая работа – Родину защищать. И еще один девиз мне очень по душе, он и к нашей работе, просто применим.

"Нет невыполнимых задач – есть десантники". А говорим мы чаще всего – кратко о ситуации, больше стараемся шутить, говорить на житейские темы. Узнаем, что им нужно. О них, как попали, откуда, о чем думают, чего бы хотелось. Я не люблю темы политические, о власти, о "что там в Киеве"? Потому что не знаю, что отвечать. Порадовать особо нечем. На вопрос – ну что они решают там "наверху", когда война закончится – что я могу ответить? Все понимают – исход зависит от политики. Но, и если бы военных не было сейчас на передовой, там, где они остаются, держаться – то неизвестно, в какой тональности велись бы переговоры в политических кругах. Они -щит и, может скажу грубо, главный козырь Украины.

Как восприняла семья ваше решение поехать на фронт, ведь война – не женское дело? 

Женское – не женское, я журналист, в первую очередь, там я на работе. Здоровье позволяет, не прошли даром занятия спортом – бронежилет носить и бегать в нем стометровки. Конечно, условия не очень комфортные, режим – иногда, а то и зачастую, завтракаешь в 9 часов вечера, но я не из капризных (смеется).

А мама просто сначала не поняла. Потом, когда увидела сюжеты – а там бахи, беготня, стрельба –  я ее долго уверяла, что это просто так на экране выглядит, ну и к тому же, сюжет вышел, я с тобой говорю – значит все хорошо.  Первые полгода, конечно, она меня шантажировала, что я ее не жалею. Неприятно то, что ей знакомые говорили: "Что это за дочь, мать не бережет и как ты ее отпустить могла, что ж ты за мать?". А она у меня просто очень сильная и очень любит меня, понимает – это мой выбор и значит так надо. Так что смирилась. Ну и я вселила в нее уверенность – со мной ничего плохого не случится, там, где я – не стреляют.

Война сильно изменила украинских журналистов, и многих – в лучшую сторону. С другой стороны, многие журналисты утратили незаангажированность. Как война повлияла лично на вас?

Добавила морщин (смеется). Шучу. На самом деле в моей жизни появились люди, которых я назову друзьями с глубоким смыслом этого слова и очень дорожу тем, что они меня считают близким человеком. По поводу заангажированности, я научилась не спешить делать выводы и стараюсь говорить зрителю, да и просто людям то, что видела или знаю сама, то, что узнаю от людей, которым доверяю на 99 процентов. Их немного.

Совсем недавно ушел из жизни ваш водитель и друг Василий Сачук. Какая история, связанная с этим человеком, вам запомнилась больше всего?

Это очень тяжелая утрата. У меня до сих пор проскакивает мысль: "А вот поедем с Василием Ивановичем…", а потом – его нет. Этих историй много. Это очень светлый, порядочный человек. Человек чести. Мы же только с ним практически эти два года и проездили. Наверное год, а то и больше, провели в зоне АТО в целом. Когда военные узнали, что его нет больше, позвонили и я понимала – это и для них удар. Его многие по линии фронта знали, хотя он особо и не общался, все больше слушал, очень скромный был, сдержанный. Но военных как и детей не обманешь, они человека видят, чувствуют.

Первое, что приходит на память – это две дороги. Одна в октябре 2014-го в Пески, у меня тогда менялись операторы и мы поехали в Пески вдвоем. Дорога была простреливаемая из под моста – не меньше 120 километров надо было выжимать. И вот едем – а тут плюх, на обочине прилет мины. Плюх – перед нами еще одна. На секунду растерялась. Говорю: "Василий Иванович, что делать будем, а он спокойно – ехать". И я успокоилась и мы доехали. Как всегда, без царапины. С ним я всегда была уверена, что мы вернемся.

Вторая дорога – ночная на Сватово, когда там рвались боеприпасы. Отработав день, он не отказался везти нас туда, хотя мог. Мы подъехали почти под самую часть, не зная города, ездили по нему. Но опять же – Василий Иванович не ездил бездумно, он все просчитывал, просто делал это незаметно и мы могли полностью заниматься своей с оператором работой, не думая о маршруте. Это очень важно, когда в команде в АТО каждый ответственно и профессионально выполняет свою часть работы, а когда еще и поддерживает морально, с пониманием относится – это уже больше, чем просто должностные обязанности. Это команда.

Какое место занимает тема детей в зоне АТО в ваших сюжетах?

Отдельное и неотделимое. И как многое на войне, больно на них смотреть и одновременно – позитивно. Дети есть дети, они не играют, их мозг не забит мусором, что чувствуют, то и говорят. Они мудрее взрослых! Никого не винят, не говорят заученными фразами – лозунгами.  Но, когда снимаем о них сюжеты, каждый раз думаю о том, как их жизнь сложится. Очень не хочется, чтобы они закрылись в панцире. Ведь все из детства. И, чтобы их не ранили люди жестокостью, безразличием.

История про девочку из Зайцево, которая переехала к бабушке на контролируемую территорию, пошла в школу, а там ее и дети, и учителя начали называть сепаршей. А она по улицам оккупированной Горловки ходила с мамой и пела "Воины света" и говорит – я украиночка. Вот разве можно оставаться объективным, когда слышишь такое, объективным к взрослым? Ребенок, маму которого чуть было пулей не убило, потому что живут рядом с линией соприкосновения. Вышла во двор вечером, свист, потом посмотрела в заборе, где она стояла дырка. А девочка маму не видела полгода, это их первая встреча была за это время.

Как на самом деле выглядит перемирие на Донбассе?

Все в сюжетах. Цензуры в этих сюжетах за два года не было, могу сказать ответственно. Ограничение хронометражом – да, но это специфика телевидения. А перемирие оно вроде как есть, но как бы и не совсем. Если сравнивать с концом 2014-2015 годов, то настало полуперемирие, стало же тише. И если посмотреть значение слова в толковом словаре, то – перемирие – не мир, это временное прекращение военных действий.

Только вопрос, а где прописано, на сколько? Перемирие на час? На сутки? Где это обозначено? Считается ли получасовой обстрел из пулеметов нарушением перемирия или, к примеру, 10 минут обстрела из ствольной артиллерии и 100 снарядов, упавших в жилом секторе? Или вообще тишина, а один выстрел снайпера и наш десантник умирает по дороге в больницу. Мне кажется это слово уже набило оскомину всем, но если раньше ему активно возмущались, то сейчас и с этим "просто термином" смирились.

Каким образом вы ищете героев своих сюжетов? Какая история впечатлила вас сильнее всего за все время войны?

Просто встречаем людей, когда приезжаем на передовую. Узнаем от военных. Не все, но многие интересуются проблемами людей, помогают укреплять дома. Ребят из 34 батальона 57 бригады до сих пор люди из Зайцево поименно помнят. Или из 2 батальона 95 бригады в Авдеевке. Даже звонили просили вернуться. Они им тогда помогали и продуктами и лекарствами, во время обстрелов за ранеными на своей медичке ездили. От друга – офицера. Ведь дети не виноваты, как и старики, как и те, кто не звал войну в свой дом. Но это военные, которые понимают – надо менять отношение людей, ломать вбитые им стереотипы о карателях. Чтобы и они понимали – украинская армия защищает Украину. К сожалению, это понимают не все военные. Но, тем не менее, могу сказать Авдеевку по настроениям 2015 года и сейчас не узнать. Люди там очень поменялись – позитивнее настроены к армии и Украине.

История девочки Пуговки из Водяного. Мы делали сюжет. Девочка осталась вдвоем с бабушкой. Видела обстрелы. На ее глазах погиб друг семьи, маму ранило. Она закрывала Пуговку собой. Снаряд упал возле дома. А спустя полгода мама умерла от болезни. Потом на Новый год утонул дедушка. Когда бабушка рассказывала, как внучка перенесла смерть мамы – мы еле сдерживали себя, чтоб не расплакаться. А потом пообщались с героиней. Пуговка хочет быть доктором – "Чтобы мамы больше не умирали"…. Детей войны отличает то, что они сильные, очень самостоятельные, но вот, что плохо, они уже в детстве настолько сильные, что не показывают, уже не могут показать свою слабость.

Как жители с маленькими детьми, старенькими и больными родителями, без мужей видят дальнейшую перспективу на Донбассе?

А там не говорят о перспективе. Все ждут окончания войны. И мирные люди, и военные. Это самое главное желание. Об остальном люди, у которых разбит дом или в любой момент может быть разбит, которые рядом со смертью живут – не загадывают, во всяком случае, я таких разговоров не слышала. Единственное – там, где уже давно мирная территория, людей волнует вопрос восстановления разрушенных частных домов. Ведь законом компенсация не предусмотрена. А основные разрушения именно в частном секторе.

У вас не было мысли рассказать о том, что происходит за линией фронта? Вы встречались с боевиками?

Были и есть. Но реализовать их не получается пока. Один раз встречались. На 32 блок-посту, рядом со Смелым. Тогда было очередное перемирие и на посту стояли ребята ВВ-шники, а с трех сторон боевики – их посты были на расстоянии 250 м. Мы спросили, можно ли к ним пойти, ребята ответили:  "Как хотите, вроде перемирие, но мало ли". И мы с коллегами пошли, взяв в руки белый строительный мешок. К нам вышел боевик в арафатке с выпученными глазами: "Кто такие?". Мы объяснили – мы украинские журналисты. Когда поняли, что автоматы, наставленные на нас, не выстрелят, позвали операторов. Мы не дали тогда синхрон этого боевика. Потому что он говорил о том, что земля эта – Новороссия, за нами фашисты, пьющие кровь…вообщем весь этот бред.

Зачем шли?

Мы хотели попасть на сам блок-пост. Потому что поступила информация, что они подтянули танки и минометные батареи и готовятся блок-пост армейцев снести. Но боевики нам сами танк продемонстрировали, выгнали его на дорогу. Мы сообщили в штаб АТО речнику Алексею Дмитрашковскому о ситуации. Насколько знаю, им отправили подкрепление – несколько БТРов. И боевики, как мне потом рассказал командир, занервничали.

Насколько агрессивно местное население на оккупированных территориях? Есть у них противопоставление: "мы – Донбасс" и "вы – Украина"?

Да есть. Особенно у тех, кто ездит туда-сюда. Или живет в буферной зоне. Сейчас агрессии меньше. Вот выдержки из одного разговора под Ясиноватой на автобусной остановке. "Мы Донбасс, мы не за Россию, мы хотим быть в Украине, но независимые. – А это как, спрашиваем. А они отвечают – это власть наша, а выплаты пенсий, финансирование украинское…." Но там же год назад я встретила человека из Донецка, который приехал на дачу и сам подошел, услышав подобные разговоры. Попросил не обращать внимание, что люди только российские каналы смотрят. И провел экскурсию. Показывал разбитые дома и говорил – вот это русский мир, вспомнил и рассказы своего отца о Грозном. Он остается жить в Донецке. А куда ему деваться? У нас же не сделали по примеру Грузии – не обеспечили этих людей жильем. Остается и ждет, когда в Донецк придет украинская армия. Мы потом еще раз встретились спустя полгода и он так горько спросил – не нужны мы Украине? Почему вы нас не освобождаете. Так что на Донбассе нет ничего однозначного. И говорить об абсолютной враждебности или любви нельзя.

Кто беспокоится о вашей безопасности и подготовке к поездке в зону АТО?

"Подробности". На месте мы сами в ответе за свою безопасность, но по факту, конечно, военные. Хотя больше всего не хочу, чтобы из-за меня был ранен хотя бы один боец, поэтому иногда приходится отказываться от возможности попасть в очень горячие точки.

Многие волонтеры и журналисты критикуют пропускную систему, которая не позволяет наладить нормальные поставки продуктов, завозить в регион гуманитарную помощь. Вы – среди них. Действительно ли она необходима?

Первое, что об этом хочу сказать – откуда очереди? Если люди почти каждый день ездят туда-сюда, то, конечно, будут очереди. Зачем ездят? Купить дешевле продукты. Снять пункты пропуска? Давайте не забывать – у нас по ту сторону враг, с "Градами", САУ, автоматами, взрывчаткой. И вот готовы люди, к примеру, в Артемовске стать жертвами теракта, а ведь не будут проверять – проехать сможет любой.

Второе – я видела колонны фур с гуманитарной помощью, которые спокойно проезжали на ту сторону. Да и жители на оккупированных территориях на дефицит продуктов не жалуются, другое дело, что цены там в 2-3 раза выше. Но это уже вопрос к их руководителям или кем они их считают. Они устанавливают эти цены. И валюту – рубли.

Все говорят о том, что у мужчин и женщин разный взгляд на войну. Ваши коллеги-мужчины делают более жесткие репортажи?

Не сказала бы, даже наоборот. Мой коллега говорит: "У тебя хорошо получается писать о военных действиях", а вот он душевнее пишет о человеческих историях. Поэтому мы, попадая в одну ротацию, удачно дополняем друг друга, помогаем в интервью.

Ирина, у вас есть ощущение, что скоро война закончится?

Нет. Очень хочу ошибаться. Но, нет. Единственное позитивное могу предположить, что таких боев, как в Дебальцево, Донецком аэропорту, такого интенсивного огня по всей линии фронта уже не будет.

Вашу деятельность отметил Президент Украины Петр Порошенко. Насколько мы знаем, вы не обрадовались этой награде. Почему? 

Откуда вы знаете, что не обрадовалась. Я нигде этого не говорила, это неправда. Любая награда за работу – приятно. Просто их политизируют люди. Отказываются.  Я не понимаю этого. Президент Украины – Петр Порошенко, он представляет государство Украину. И эту награду я восприняла как от Украины. От Президента Украины. Я как и остальные граждане могу быть довольна или не довольна происходящим в стране. Но относиться к Президенту неуважительно – нельзя. И "фырки" тут неуместны. Поэтому награда – это как память, как знак – работу, которую мы делаем, оценивают как нужную, в первую очередь, людям.

А если кто-то вырывает из контекста для заголовков слова или приписывает несказанное – то это на их совести. Это уже не первый раз, к сожалению, делают это коллеги из моей профессии. У меня есть еще одна награда – Народный Герой. Это, конечно другое. Я не хочу их сравнивать. В первую очередь, потому, что подход в награждении разный. Народный Герой – особенно ценная для меня. Серебро, из которого сделаны тризубы – его присылают люди. Делает награды ювелир Дмитрий Щербаков, бесплатно. Основатель ордена Андрей Боечко создал его, чтобы отметить военных, волонтеров, людей, которые защищают свою страну, а вот у государства наград для них официальных не хватает.

Есть наградной комитет – это боевые офицеры, волонтеры, медики – люди, которые на войне были, которые видели, кто чего стоит. Если же о подаваемом на награду не знают – связываются с подразделениями, с общими знакомыми, узнают, достоин ли. Это огромная работа. Сейчас этим и модерацией занимается моя коллега Виолетта Киртока, она сама ездить к военным, многих знает, знает истории этой войны. То есть, если орден и вручают, то, уверена, достойным и случайных людей там нет.

О себе могу сказать, я не считаю героизмом то, что делаю, но как можно отказаться от награды, если десяток, к примеру, боевых офицеров посчитали меня достойной, их поддержали и гражданские люди? Просто я "Народного Героя" воспринимаю как Знак – напоминание: "Ты не можешь понизить эту планку уважения". Перефразирую – ты в ответе за их доверие. Это, наверное, самое ценное в работе журналиста на войне. И я одевала его один раз, на награждении, а ощущение, что она у меня постоянно на груди. Кстати, это нелегко, ответственность большая.

Как изменилась ваша жизнь после войны? 

Я практически ничего не планирую. Стало очень много поездок, бывая в Киеве, стараюсь за короткий период увидеть маму, друзей, самых близких, поэтому из дороги снова в дорогу. И есть дни, когда хочется отключиться от всего и побыть одному, с Масей.

Многие говорят, что журналист не может оставаться объективным, освещая конфликт. Вы с этим согласны? 

Да. согласна. И по объективным, не зависящим от него причинам, и по субъективным. Если в твоей стране война, в стране, в которой хребет еще мягкий, он только формируется, нужно думать, что ты говоришь. А не вываливать в эфир все, что видишь и слышишь. Ведь причина этой войны? Политика. Пропаганда и только потом боевые действия. Страну раскалывали, людей натравливали, к словам относились небрежно, умышленно или по глупости, но факт.

Эти громкие обвинения противников на парламентском поле боя – когда звучало "фашисты" с одной стороны, с другой  – "за русский язык стрелять, вешать". И что теперь – первый год АТО на Добассе действительно думали, что к ним пришли фашисты, что в Киеве фашисты. А в центральной Украине и на Западе, что весь Восток хочет в Россию. Но это неправда. Многие местные жители пошли защищать свою землю, не афишируя это, потому что там их семьи, их боевики могли просто зарезать. И вот глупейший вопрос о языке. Я говорю на русском языке, говорю на украинском, но реже, но это никак не влияет на мою любовь к своей стране. И на Донбассе, когда общаемся с приверженцами, в большинстве своем, уже бывшими, русской весны  я напоминаю – я журналист украинского канала, я говорю на русском, и я на украинской земле – их это обескураживает.

Признаемся себе, до войны о патриотизме мы просто слышали, относились к этому как должно быть, на вот глубоко чувствовать – не думаю. А теперь Украина уже в нашей крови. И буквально и фигурально. Но по всей видимости – иначе научиться любить свою страну не получилось. К примеру, идет обстрел Авдеевки. Танк боевиков бьет по жилому дому. Но танк люди не видят, он за нашими крайними позициями. А позиции за лесопосадкой. Местные жители знают, что в той стороне стоят украинские войска. Боевиков то они не видят. Вот и думают, что обстреливает их армия. Давать такой синхрон? По правилам объективности – да. Но возникает тогда еще вопрос. Для объективности я должна поехать по ту сторону и снять позиции боевиков, или хотя бы своими глазами посмотреть, что у них там. Могу ли я это сделать – нет. Так какое может быть требование объективности? Они и ОБСЕ не пускают на военные объекты, не то, что меня. Аккредитация? Чья? Страны, которой нет? ДНР-ЛНР?

Какими должны быть требования к журналистам, которые на долгое время отправляются на передовую?

Почему требования? Опять требования? Наоборот снисхождение и бонусы. Главное – понимание и доброе слово, зачастую это очень помогает и подзаряжает.

Как вы сами видите свою задачу на войне?

Показывать войну. Показывать жизнь. Те же задачи, что и остальных журналистов.

Как вы относитесь к последнему скандалу, когда сайт "Миротворец" "слил" личные данные аккредитованных в ДНР журналистов?

Благое намерение, но сделано кое-как. Списки нужно было отфильтровать, а выводы делать по сюжетам. Никому из нас не страшно, что его телефон узнают, его и так знают и пеленгуют, скорее всего, и прослушивают. В статье была фраза – сотрудничают с террористами – для журналистов из АТО это более, чем оскорбительно. Я не говорю обо всех. Ну а международные – опять же всех не знаю, но журналистка BBC разбила в пух и прах их миф о распятых мальчиках. И сделала она это, снимая там.

Я понимаю вопрос морали для наших журналистов – как работать среди боевиков, которые убивают людей, военных – он стоит перед украинскими журналистами. Каждый отвечает на него сам. Я не знаю всех обстоятельств. Сужу по сюжетам. Я не видела в эфире сотрудничества с террористами. А по поводу аккредитации, могу отвечать только за себя. Я очень хочу попасть на оккупированную территорию, но нет такой страны как ДНР-ЛНР, и под конвоем там работать я не хочу.

Вы, наверное, единственный в Украине журналист, который с собой в дорогу берет кошку. Как она себя ведет в пути и как реагирует на бомбежки?

Бомбежки она не слышит, на передовую я ее не вожу!

Есть ли у вас амулет или талисман, который всегда с вами во время поездок? Были ли ситуации, когда он спасал вам жизнь?

Нет. Есть подарки Я не очень люблю украшения, и ношу только несколько, от близких, любимых  людей.

Что всегда можно найти в вашем багажнике во время командировок на Донбасс?

Бронежилет и каску (смеется).А еще периодически тараньку и летом раки…дорого, но на Востоке они отменные.

Вы – суеверный человек? В какие приметы вы верите?

Относительно. Поначалу старалась не снимать ребят, подразделение, с которым подружились. Боялась, что их могут обстрелять, они часто ездили там, где не укроешься. С некоторыми до сих пор ни одного интервью нет, хотя уже давно дружим. Но позже поняла, что это ерунда, излишняя перестраховка.

А был случай на Дебальцевской трассе. Там ребята, когда мы в очередной раз приехали просились интервью дать, сказали: "Вот вы нашего бойца записали, а его после это в отпуск отправили. И мы хотим". Приметы – сама не спрашиваю "когда будешь, куда едешь" и не люблю, когда меня спрашивают. А еще военные, если спрашивают время выхода в эфир сюжета, стараюсь уклончиво отвечать – если все будет хорошо, тогда-то и тогда-то. Вот тут проверено – скажешь точно, обязательно что-то нехорошее произойдет: или не успеем или еще что. На войне офицеры меня научили ничего не планировать дальше, чем на сутки, все может измениться в один момент -прочувствовала именно в АТО на себе.

На войне вы плечо к плечу работаете с журналистами других украинских каналов. Есть ли у вас там человек, с которым вас сблизила работа в зоне АТО. И с которым вы вместе прошли самые горячие точки?

Это несколько человек. Самый близкий друг сейчас Вова Михайлов с ICTV. У него талант находить проукраинских жителей даже в самых пророссийски настроенных городах. Он сам из Донецка и для него эта война не просто работа. Он очень любит Украину и Украине повезло с талантливым журналистом.

Гуру, так сказать, для себя в АТО считаю Александра Моторного, по воле судьбы мы вместе начинали работать на передовой и я во многом на него ориентировалась. Он – профессионал своего дела, очень грамотный и человечный. В его сюжетах на первом месте всегда военные, люди, он не делает себе имя, он просто посредник. И самые жесткие, так сказать, обстрелы пережили с Юлей Плисенко и Юлей Кириенко – они сейчас обе работают на ICTV, в "Фактах" и "Фактах тижня". Каждая из них – личность, неординарная и, может быть война причина, в них чувствуется внутренний стержень.

Источник