“КОГДА Я ЗАШЛА В РЕАНИМАЦИЮ, ОН ВЕСЬ В БИНТАХ – НИ ГЛАЗ, НИ РУК, НИ НОГ НЕ ВИДНО. НО Я СОБРАЛАСЬ И ГОВОРЮ ЕМУ БОДРЫМ ГОЛОСОМ: “ВАНЯ, ПРИВЕТ, ЭТО Я, ТВОЯ МАМА!”, – МАМА ДОБРОВОЛЬЦА ВАНИ КУШНЕРЕВА

В нынешней войне есть масса вещей, о которых мы не знаем и не узнаем никогда.. Просто будем помнить наших ребят, которые погибли, которые хотели, чтоб было лучше. А вот это – самое главное. У нас в стране – очень хорошие люди. Мы, наверное, сами до сих пор этого не понимали. Может быть, сами не хотели в себе это будить. Но теперь видно, что мы умеем перестраиваться, договариваться, объединяться".”Значит, с нами все будет хорошо” – это цитата из интервью, взятого мной в 2014 году у молодого добровольца, бойца 39 БТрО, из Запорожья Вани Кушнерева. Почти два года назад в киевском военном госпитале я познакомилась и с этим оптимистичным бойцом и с его мамой Ириной. В том, что, в принципе, все будет хорошо, Ваня неоднократно убеждает меня и теперь, когда я приехала к нему в гости в Запорожье.

Я НЕ ГОВОРИЛ ИМ ГДЕ Я, ОНИ ПРОСТО ПОЧУВСТВОВАЛИ, ЧТО СО МНОЙ ЧТО-ТО НЕ ТАК

Когда он пришел встретить меня в центре города, я не сразу его узнала. Сейчас Ваня – не изможденный пациент военного госпиталя, а достаточно плотный молодой человек с бородой, уже на своих ногах, а не в инвалидном кресле, и все с такой же жизнеутверждающей улыбкой, как и во время первой встречи. Парень перенес много операций, война лишила его кисти на левой руке, трех пальцев на правой, одного глаза и некоторых мышц на левой ноге.

“Я уже втянулся в обычную жизнь, правда, до сих пор приходится ездить много в связи с протезированием. Эти путешествия очень много времени занимают и сил”, – рассказывает мне Ваня в сквере возле постамента, с которого недавно свергли памятник “вождю мирового пролетариата”. За огрызком камня скрывается вдалеке широкий Днепр. Тихо и как-то уютно, несмотря на нахмуренное небо и общую потертость скверика.

“Мне недавно во Львове сделали диагностику правой руки и обещают сделать протез с тремя пальцами, которые будут двигаться. У меня уже есть такой же, но на левую руку – государственный, правда, побегать пришлось немало и нам с мамой и волонтерам, чтоб его получить.”

Пока мы разговариваем, начинается дождь, потому подымаемся с лавочки и переходим под огромное дерево. Ждем, пока за мной приедут Ванины родители, чтоб увезти к себе в гости.

Парень прошел Иловайск, после известного “зеленого коридора”, попал в плен. Именно тогда его родные и узнали, что Ваня совсем не на тыловых позициях, как он им рассказывал, а на самых передовых.

“Я не говорил им где я, они просто это почувствовали, что со мной что-то не так”, – говорит Ваня о своих родных – маме, папе и девушке Ане, которую называет женой.

Когда мы разговаривали с ним в госпитале, он хотел продолжить обучаться журналистике. Сейчас Ваня учится в магистратуре КПУ (Классический Приватный Университет в Запорожье). С работой пока сложно, потому что надо полностью завершить процесс протезирования, но у него оформлена пенсия, на которую мама год собирала всякие справки, а еще парню очень помогают друзья.

“У МЕНЯ ОЧЕНЬ МНОГО ДРУЗЕЙ, А ЭТО НЕВЕРОЯТНАЯ ПОДДЕРЖКА ВО ВСЕМ. Я МОГУ СИДЕТЬ ГРУСТНЫЙ, А ПОТОМ ПОЗВОНЮ КОМУ-ТО И ЧЕРЕЗ ПАРУ МИНУТ БУДУ УЖЕ ХОХОТАТЬ”

В плену Ваня пробыл 4 дня, а свое ранение получил уже позже в Луганской области, попав на растяжку.

“Я схватил мину, и она взорвалась у меня в руках. Отбросить ее я не мог, потому что справа – куча людей, слева – тоже. А впереди – спина моего друга.

Помню, что я отвернулся – и все, больше ничего не помню, кроме болевых ощущений”

Что такое два года жизни с ограниченными физическими возможностями для Вани – после разговора с ним сказать сложно. Я уверена, что это непросто, но Ваня – это пример стойкого оловянного солдатика.

Мама парня Ирина Ивановна – инженер, приятная светловолосая интеллигентная женщина – это та, сторона медали на этой войне, про которую мало кто пишет. Как живут и что чувствуют люди, жизнь которых точно так же в корне изменилась, как и жизнь их сыновей, мужей, отцов, не поймет никто, кроме них самих. Травма сына – это всегда двойная травма для матери.

КОГДА ВАНЯ ПОШЕЛ НА ЭТУ ВОЙНУ, У МЕНЯ БЫЛ СТРАХ, ЧТО ЧТО-ТО СЛУЧИТСЯ, А ТЕПЕРЬ У МЕНЯ СТРАХ, КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ

“Він у Вас один коханий”, – говорила мне Ванина преподаватель в техникуме, а я подтверждала, что так и есть. Я никогда не хотела больше детей, мне всегда одного было достаточно”, – вспоминает мама Ира за чашкой чая в своем уютном частном доме.

Папа Вани – Николай Иванович в основном молчит, иногда негромко вкрапляя что-то в откровения Ирины Ивановны. А затем оставляет нас наедине. Мужчина переживает тихо, в себе. А накопившиеся тревоги и чувства мамы внахлест выплескиваются наружу.

“Прошло время, а то, что произошло никуда от меня не девается. Сейчас еще обиднее, еще досаднее. Я смотрю и думаю, вот почему это случилось с моим ребенком? Насколько ему хватит этого оптимизма жить так, как он живет – не сдаваться” – досадует женщина. “Когда Ваня пошел на эту войну, у меня был страх, что что-то случится, а теперь у меня страх, как жить дальше.”

О том, что сын ранен, родители узнали по телефону от его товарища. Когда им сказали, что он в харьковском госпитале, собрались буквально за полчаса. Пока они ехали к нему в Харьков, Ваню перевезли в Киев.

“Я когда зашла в реанимацию, вижу, что он весь в бинтах: ни глаз, ни рук, ни ног ничего не видно. Но я собралась и бодрым голосом говорю: “Ваня, привет, это я твоя мама”, – а истерика у меня случилась, уже когда я вышла из палаты”, – вспоминает Ирина.

“Помню, первый раз из госпиталя возвращались, в поезде было очень тяжело, ведь нигде ничего не приспособлено, а туалет – это вообще большая проблема. А еще подумала, что если не сможет идти, то у нас коляска есть, а потом понимаю, что в Запорожье, на вокзале такой пандус, что мне бы хотелось с этого пандуса спустить тех, кто его соорудил – он не подходит под коляски. После всех этих поездок, я возненавидела поезда.”

Мы пьем одну чашку чая за другой. По кухне бегает маленький черный котенок и некрупный пес, которого Ваня принес из соседнего двора. Соседка умерла, собаку хотели усыпить, потому что некому было за ней смотреть, а Ваня – спас.

“Мне когда говорят, что ты ненормальная, – находятся и такие люди, – я отвечаю, что да, я – ненормальная. Когда я бегала с этими документами, чтоб то пенсию, то протез оформить, мне одна моя очень неплохая подруга говорит: “Ты как сумасшедшая, не можешь остановиться, ну у него же есть какой-то самый простой протез, пусть пользуется”, – раздражается женщина. “Общество ведь спокойно все воспринимает.”

Слушаю Ирину, я понимаю, что я и есть та часть общества, которая, в принципе, и не поймет, что чувствует мама, когда ее ребенок физически ограничен, но которая может сопереживать, поддержать, помочь.

ЧЕЛОВЕКУ ОБЛОМ СВОИМИ ДВУМЯ РУКАМИ НАПИСАТЬ О ТОМ, ЧТО У ВТОРОГО ЧЕЛОВЕКА НЕТ ДВУХ РУК

“Многих людей раздражает то, что такие семьи, как наша, создают им какие-то проблемы”, – продолжает мама Вани. “Когда в Минюсте утвердили очередную новую справку, мне пришлось отпрашиваться не в первый раз с работы, чтоб ее заменить на новый вариант. Прибегаю, прошу участковую переписать эту справку. При этом в интернете нахожу нужную форму, потому что в поликлинике на месте ничего этого нет, а она читает мне диагноз и говорит: “Вы в своем уме? Это же мне сколько писать руками, вы что не видите, что тут страница диагноза?” То есть человеку облом своими двумя руками написать о том, что у второго человека нет двух рук.

Знакомая Ирины подарила ей мастер-класс по созданию тряпичных кукол. Для мамы Вани – это психологическая разгрузка. Она показывает мне несколько куколок, которые сделала сама. А еще недавно она написала картину, и удивленно признается, что никогда в жизни раньше не поверила бы, что способна на такое.

“Я просто иногда физически ощущаю насколько ему тяжело. Он всегда стремился к какой-то степени свободы и его жизнь сейчас, то есть то, что он частично зависит от других – это немаленькое испытание. Меня мой отец всегда учил сдерживать свои чувства, и Ване, наверное, это по генам передалось – никогда не показывать, если тебе нехорошо. Зато я раньше, если хотелось материться – шутила, а теперь иногда матерюсь.”

Вечер плавно близится к ночи, слушая Ирину, я думаю о том, что не знаю, сколько таких мам сидят на кухнях и изливают кому-то душу, а сколько мам молча сидят на кладбищах у могил. Мне досадно, что так, и потому что я сама мама, и потому что просто по-человечески жаль, но война – такая неразборчивая тетка. Для нее слово “мама” ничего не значит.

“Мне однажды позвонила женщина, у которой погиб сын. Даже не помню почему. Но она сказала фразу, которая очень врезалась в память: “Я счастлива, что похоронила своего сына, потому что я видела, что это мой сын, а моя знакомая похоронила тело, но до сир пор не уверена, что это ее ребенок”, – с горечью вспоминает мама Вани.

“Я подумала тогда: елки-палки, довести женщин до такого, чтоб они были счастливы, что хоронят своих сыновей. И этого никто не поймет. Это невозможно понять.”

Рассматриваем альбом с детскими фотографиями. Окунаясь в прошлое, лицо Ирины перестает быть напряженным и тяжелым. Она улыбается – перед ней самое теплое время для женщины – детство ее ребенка.

“Когда Ваня был в Иловайске, мне приснился кошмарный сон, словно мне хотят сделать аборт. И я во сне в истерике кричу: “Нет, нет оставьте мне, оставьте”. И потом картинка меняется, и передо мной большая мужская рука. Я смотрю на эту руку, а мне голос откуда-то со стороны, что ты смотришь? Целуй, благодари, тебе же оставили…, и я к этой руке припадаю, плачу…”, – с ужасом вспоминает женщина.

“А накануне ранения мне приснился наш аквариум, словно он разбит и вода из него хлещет по всей комнате, рыбки все сдохли. И в том же сне, я говорю – нет, этого не надо. И слышу, как кто-то отвечает “Хорошо”. И я снова вижу разбитый аквариум, в нем немного воды и плавают две маленькие рыбки”.

А еще Ирина кричала во сне, от этого проснулся муж. Это было тоже накануне того, что произошло с Ваней. Ей снился взрыв.

ОН МЕНЯ ПОЗВАЛ НА ЗВЕЗДЫ СМОТРЕТЬ, ЕСЕНИНА ЧИТАЛ – ТЕМ И ПОКОРИЛ

Ваня и его девушка Аня осенью 15-го года переехали от мамы и стали жить отдельно. С ними живет 7-летняя дочка Ани от первого барака – Алена. Ваню она называет “папой”, а он девочку “доцей”.

Ирина Ивановна рассказала, что она очень благодарна Ане за то, что сделала свой выбор в пользу Вани. За то, что во всем помогает ее сыну, за то, что любит его. Аня в свою очередь восторгается упорством мамы, которая положила немало сил, борясь с бюрократической машиной нашей страны, чтоб добиться и пенсии и протезов для сына.

А Ваня считает свою маму огромной умничкой. Я радуюсь и любуюсь этими людьми.

“Мы знакомы около пяти лет. Аня в магазине работала, а я приходил скупаться”, – бодро рассказывает мне Ваня.

“Он меня позвал на звезды смотреть, Есенина читал – тем и покорил”, – скромно подхватывает темноволосая Аня, – “а вообще у нас нет секретов друг от друга”.

Да я этот стих “Клен ты мой опавший” где только не читал, – задорно рассказывает Ваня. “Могу даже на табуретку стать. Я много стихов знаю, еще песни люблю петь по утрам.”

На другом конце Запорожья я снова пью чай, в компании двоих счастливых людей. Немного стесняясь, они рассказывают друг о друге с трепетом. Когда Ваня идет покурить на балкон, я расспрашиваю Аню об ее избраннике подробнее.

“Ваня добрый очень и светлый человечек, скучно с ним не бывает никогда. Я очень испугалась, когда его ранили, потому что думала, что он будет всегда со мной и никуда не денется. А тогда промелькнула мысль, что может быть такое, что Вани не будет рядом”, – вспоминает свои ощущения Аня.

“И как-то так страшно стало. Я впервые об этом задумалась и потом решила, что каждую минуту буду с ним. Вот сколько нам Господом Богом дано прожить, столько мы и будем вместе. А этот случай только укрепил нашли чувства.”

Я наблюдаю, как девушка нежно ухаживает за своим пока еще неофициально мужем. Поправляет одежду, там, где ему сложно дотянуться. Помогает одевать протез. Когда нужно идти на улицу – обувает и фиксирует голеностопный ортез (ортопедический фиксатор, – ред) на ноге.

Вспоминаю, как вчера Ваня отзывался о своей жене не менее чутко:

“Аня – умница и хозяйка прекрасная. Конечно, как и у всех, у нас всякое бывает, и ссоримся и миримся, но она – молодец у меня”

Я прошу их сесть рядом и делаю фото. Вспоминая о том, как почти два года назад Ваня рассказывал мне, что мечтает иметь семерых детей, спрашиваю, что такое счастье для них и о чем ребята мечтают.

“Дети? Семеро? та можно и больше”, – смеется Ваня.

“Я могу сказать, что я почти счастлива” – воодушевленно добавляет Аня. Осталось только их всех родить, построить дом возле воды и ферму. Ваня о ферме мечтает, чтоб там разные птицы были”

Помимо птицефермы, Ваня говорит, что не прочь стать мэром родного города.

“Я просто готовлюсь потихоньку к этому. Начинать надо от депутата местного совета. Я бы Запорожье сделал красивым городом. Все ведь можно изменить, но тут очень важно, с какой командой ты работаешь – все должно быть честно и прозрачно.

А еще я бы пошел воевать, несмотря на то, что война какая-то непонятная стала, но защищать-то целостность территориальную надо – и это неоспоримо”.

Остаток вечера мы прекрасно проводим на острове Хортица, вместе с дочкой Аленкой и другом семьи Костей.

ОТ ЭТИХ РЕБЯТ ВСЕ ЖДУТ ЧЕГО-ТО ТАКОГО. ОНИ ЖЕ ЛЮДИ, И БЫЛО БЫ СТРАННО ДУМАТЬ, ЧТО ОНИ КАКИЕ-ТО СВЕРХЛЮДИ

Прощаясь с ребятами, я звоню Ирине Ивановне, благодарю ее и за рассказ, и за ужин с завтраком.

Я знаю, что в этой семье, безусловно, есть свои сложности. Понимаю, что проблемы сыновей, мужей, отцов, вернувшихся с войны, в основном, ложатся и на самих парней, и на плечи их близких и от этого никуда не деться. Вчера за чаем одна из мам сотен мужчин, рассказала мне о том, как быть мамой солдата с тяжелым ранением.

“От этих ребят все ждут чего-то такого. Они же люди, и было бы странно думать, что они какие-то сверхлюди. При чем их жизнь так трепанула, что Слава Богу, что они находят в себе силы, в принципе, достойно жить. И дай Бог, чтоб у них были семьи, росли дети”, – вспоминаю я слова Ирины Ивановны.

Такую маму надо выслушать, такой маме надо сказать спасибо за терпение и за сына. И несмотря на всю тяжесть, есть в ее словах и надежда.

“Хочется получать удовольствие от этой жизни, потому что мы все как-то планируем на потом, копаемся в прошлом, а получается, что жизнь проходит. И уже все равно, что было раньше, что потом. Хочется жить и чувствовать, что ты счастлив..”

Для неравнодушных людей, желающих помочь Ване :
4149497815055548 карта Приватбанка, Кушнерев Иван

Текст и фото: Вика Ясинская, “Цензор.НЕТ”

Источник