СНАЙПЕР 3-ГО КИРОВОГРАДСКОГО ПОЛКА СПЕЦНАЗА АЛЕКСЕЙ ЩЕРБАК: “В ПЕРВУЮ ЖЕ НОЧЬ В ГУКОВО Я ВИДЕЛ ИЗ ОКНА, КАК ШЕСТЬ “ГРАДОВ” СТРЕЛЯЛИ В СТОРОНУ УКРАИНЫ”

26-летний снайпер 3-го кировоградского полка спецназа Алексей Щербак в окружении под Изварино спас 8 бойцов своего подразделения несмотря на то, что сам был тяжело ранен и не мог ходить. За героизм и мужество разведчик был награжден в Черновцах орденом "Народный герой Украины".- Я всегда хотел быть военным, – говорит Алексей. – И мечта сбылась. Я – кадровый военный. В моей семье воевали и прадед, и дед, и отец. Считаю, каждый мужчина должен служить в армии, поэтому после окончания университета пошел на службу и был отобран в группу снайперов отряда специального назначения.

– Алексей, у вас было ощущение, что на нашу землю когда-нибудь придет война?

– Да я не думал, что когда-нибудь увижу настоящую боевую тревогу! Но когда начались события в Крыму, наши группы отправили в приграничные с Россией области. А я в марте расписался, поэтому как раз находился в отпуске. Но через две недели после свадьбы меня вызвали в полк. Не дали догулять медовый месяц. И 7 апреля мы вылетели в Донецкий аэропорт.

Бойцы 3-го полка спецназа были одними из первых, кто взял под охрану этот важнейший объект. И первыми, кто вступил в бой на территории аэропорта 26 мая. Кировоградцы вошли туда, когда терминалы были еще целыми, а вышли через полгода – там уже были руины…

Та самая вышка Донецкого аэропорта, на которой находился Алексей Щербак

– Я находился в Донецком аэропорту полтора месяца, – продолжает Алексей. – Чаще всего был на наблюдательной вышке. Мне прекрасно было видно, как из Донецка улетали те, кто мог. Видел очень известного украинского олигарха, который сел в свой самолет, ждавший его в одном из ангаров… Большинство людей убегали не в другие города Украины, а за границу. В основном, в Германию. Все происходило в суете. Паника ощущалась в воздухе.

– Вы тогда могли представить, что через полгода аэропорт будет разрушен практически до основания?

– Я понял, что ситуация более чем серьезная, еще в самом Донецке. Три первых дня после прилета мы провели в местном военкомате. Его окружили, пытались захватить. Мы получили команду не стрелять. Хотя люди, собравшиеся возле здания, были агрессивно настроены. Когда мы выехали в аэропорт, я наблюдал такую картину: люди, извините, как стадо баранов, толпились и кричали под военкоматом, а несколько человек стояли в сторонке, наблюдали за всем, явно координировали действия. Было понятно, что управляют толпой и у них есть план действий…

Начиная с середины апреля большую часть наших людей начали отправлять на усиление в Краматорск, Артемовск, штаб АТО. В аэропорту нас осталось около 60 человек. Это вместе с десантниками 25-й бригады. Первыми по новому терминалу начали работать “зушки” 25-ой бригады. Покрошили ополченцев нормально. Когда начался первый бой 26 мая, я находился на вышке. Хорошо видел, как в новый терминал заходили боевики, как заезжали КАМаЗы, из них выгружали стрелы ПЗРК, устанавливали АГС. Но нам не позволяли стрелять.

– Насколько это злило?

– У меня было ощущение, что пар из ушей пойдет от злости. Если бы нам дали команду, боевиков можно было бы уничтожить на этапе, когда они только приблизились к аэропорту. На этом бы все и закончилось. А так им дали время подтянуться и обосноваться в новом терминале. По данным нашей разведки, туда вошли до 300 боевиков. Большая часть, конечно, там и остались.

– Лично вы участвовали в первом бою в аэропорту или только наблюдали за ним?

– С того дня воевали все, кто там находился. Я был на самом верху вышки – центра управления полетами, откуда хорошо просматривалась практически вся территория аэропорта. Несколько человек нашего подразделения оставались на первых двух этажах, где размещались административные помещения. Сверху я передавал данные. В день, когда в аэропорту начался первый бой, я видел, как со стороны супермаркета “Метро” и складов подходили люди. Первые выстрелы застали меня на парапете вышки, которую тоже сразу же начали обстреливать. На меня посыпалось стекло. Я отполз вглубь здания. Отстреливаясь, совершил ошибку – сделал один выстрел и не поменял позицию, а сразу выстрелил снова. Враг тут же определил, где я нахожусь. После этого я, спускаясь, делал выстрел, и уходил в другое место помещения. Так постепенно я спустился вниз. Бойцы, которые там находились, были ранены и посечены осколками стекол: первые этажи обстреляли из АГСов. Оказал помощь – уколол, перевязал… Ополченцы, войдя в новый терминал, очень хотели захватить вышку. Чтобы прощупать, какие силы ее защищают, запускали каких-то малолеток, чтобы они все высматривали. Мы не могли стрелять по этим детям. Пугали их и отгоняли, делая несколько выстрелов в воздух из пистолета. Представители батальона “Оплот” в новом терминале захватили средства связи, которые были в единой системе аэропорта. Поэтому они выходили на связь с нами. Кричали в рацию: “Сдавайся, Кировоград”…

Первый бой в аэропорту длился двое суток. Затем интенсивность стихла, но все равно стычки продолжались. В общей сложности мы тогда не спали пять дней. Так, часок урывали по очереди. Между терминалом и вышкой находилась посадка. В ней потом наши бойцы обнаружили немало погибших ополченцев…

После недельных боев в аэропорту нас поменяла 72-ая белоцерковская бригада. Ну как поменяла. Группа нашего полка под командование Жени Подолянчука, Скаута, Народного героя Украины, осталась в старом терминале, а меня с другими ребятами перебросили под Славянск и Красный Лиман. Там мы вели разведку возле вражеских блокпостов. Как-то завязался бой. Не бой, а бойня. Молоденький сосенки в посадке валились, срезанные огнем. Первые секунды было страшно. Но у нас были хорошие наставники. Один из них – наш замкомандира отряда Герой Украины подполковник Юрий Викторович Коваленко. К сожалению, он погиб под Изварино… Поэтому голова быстро вспомнила все, чему учили во время учебы, и тело стало работать автоматически. Помню, как ползу за Палычем, а у него из подсумков выпадают магазины. Я их собираю с мыслью: еще пригодятся.

Тогда же серьезно был ранен мой товарищ Рома. У него были прострелены обе ноги. Пока мы оказывали ему помощь, он сказал: “Там Юрка Савельев остался”. Шесть человек вызвались вернуться за ним. Возвращаться в пекло было страшно. Но нельзя было бросать своего. Из-за того, что у меня медицинское образование, я всегда тягаю с собой рюкзак со всем необходимым для оказания первой помощи, у меня есть и капельницы, которые я могу поставить… В общем, нашли мы Юру в “зеленке”. Снова завязался небольшой бой. Знаете, первый бой в аэропорту – это было страшно. Но он не сравнится с тем, что творилось в сосенках. Там было гораздо страшнее. Слава Богу, вынесли своего, оказали помощь… Юра был тяжелым. Ему перебило левую руку. На нее наложил шину. И было ранение в бок между пластинами бронежилета. Пуля пробила печень и застряла в позвоночнике. Километров семь-восемь мы с ребятами тащили раненых пацанов. Из безопасного места их забрал вертолет… Рома уже в строю, служит, как положено. Юра Савельев только начинает ходить.

– Откуда у вас навыки оказания первой помощи?

– Моя мама – медик. И я после школы решил пойти по ее стопам. Окончил медицинский колледж, затем академию. Еще и в фармуниверситет поступил. После этого пошел служить по контракту. Полученные знания очень помогли на войне. А за то, что у меня есть медицинское образование, мне дали позывной Знахарь. Получив орден “Народный герой Украины”, я не даром поблагодарил всех своих наставников и учителей. Если бы не они, мне пришлось бы тяжело, я бы не смог помочь раненым.

В июне 2014 года нас отправили под Изварино, на границу с Россией. Там мы находились месяц. Трошки шкодничали, несмотря на то, что находились в окружении. Нам с самолетов, которые тогда еще летали, сбрасывали еду, боеприпасы. Обстреливали нас с российской территории. В один из дней мы сделали там фотографию. На ней 12 ребят. В живых осталось пять человека. В том числе я…

Стоят слева направо: Владимир Дудко (жив), Николай Алексеев (погиб), Максим Бендеров (погиб), Максим Кириленко (жив), Виталий Онойко (жив), Богдан Каравайский (погиб), Виктор Луценко (жив)
Сидят на переднем плане с пулеметами: Станислав Маисеев (погиб), Максим Вербовый (погиб), Иван Марков (погиб)
Сидят на втором плане: Дмитрий Рябой (погиб), Алексей Щербак (жив)

– Вас же там ранили?

– Да, но в тот момент я ничего не понял. Услышал свист – и вырубился. Очнувшись, подполз к Боде Каравайскому, снайперу, который лежал неподалеку. Когда оказывал ему помощь, услышал крик: “Знахарь, сюда!” Пополз. У меня с собой в карманах всегда было несколько жгутов, и в тот день я как раз получил обезболивающие. Восемь ампул были у меня в нагрудном кармане. Поэтому мог оказывать помощь тем, кто пострадал.

– Но ведь и вы были ранены. Насколько тяжело?

– Ходить не мог… Когда я очнулся, лицо у меня было залито кровью – в лоб вошел осколок. Больше всего переживал, чтобы глаза были целыми и “бубенчики” не отбило, – Алексей смеется. – Проверил то и другое – вроде бы все в порядке. Остальное меня беспокоило меньше. Поэтому начал осматривать ребят, которые лежали рядом. Многие погибли. Несколько человек были очень тяжело ранеными… Виталику оторвало пальцы на руках и пробило грудную клетку. Одному бойцу неподалеку от меня ноги оторвало… По радиостанции связался с соседним окопом. В него и стаскивал ребят. Хорошо, медикаменты были под рукой.

– Сколько вы там пробыли до того, как вас вывезли?

– Не могу сказать. Интенсивный обстрел длился минут сорок. И когда все затихло, нас посадили в машину и отправили в Красный партизан, где находился штаб батальона 72-ой бригады подполковника Михаила Драпатого. Уже там я сам себя перевязал. И выяснил, что в меня вошли 14 осколков: в голову, шею, туловище, руки… На левой ноге был перебит тазобедренный нерв, поэтому я не мог ходить. Двое суток мы, раненые, пролежали в палатке при санчасти. Мы продолжали оставаться в окружении, поэтому более квалифицированную помощь получить не могли. Вывезти нас было невозможно. В один из дней нас накрыли “Грады”. Как же тогда захотелось жить! Я отполз и упал в яму, где генератор работал. Во время второго обстрела забрался в блиндаж. Там мне укололи обезболивающее, потому что орал от боли. Адреналин, который не позволял мне чувствовать боль сразу после ранения, перестал вырабатываться.

Через двое суток нас отправили на российскую территорию, в больницу приграничного города Гуково. Единственный нормальный там человек – главврач. Оказалось, что он родом из Кировограда. Сепары были с нами на одном этаже. На костылях выходишь покурить, а на тебя смотрит чувак с перебинтованной рукой… И во взгляде его ненависть. В первую же ночь в Гуково я видел из окна, как шесть “Градов” стреляли в сторону Украины. Есть даже видео, подтверждающее это…

– Как вас забрали на украинскую территорию?

– Для этого многое сделал консул Украины в России. Он добился, чтобы выделили воздушный коридор. Прилетел самолет и забрал нас, раненых. Из Ростова мы летели в Одессу, облетая Донецкую область и Крым…

– В российской больнице вас допрашивали?

– Да, но не пытали. Давили только морально. Они знали, кто мы такие, выяснили, что я спецназовец. Родные узнали о моем ранении случайно. Подруга жены увидела мою фамилию в списке раненых в интернете и рассказала об этом. У жены случился нервный срыв… Ведь в тот же день я звонил ей и говорил, что все нормально. Я был уже ранен, просто не хотел ее пугать… Моя жена к армии не имеет никакого отношения. Раньше она работала в налоговой инспекции, а сейчас – в казначействе. Постоянно говорит мне: “Хватит воевать”. Но мне же всегда хотелось быть военным. Поэтому профессию я не оставлю. Я нахожусь на своем месте.

– Нерв восстановился?

– Чувствительность в ногу в полной мере не вернулась. Но ничего, после ранения уже отбегал одну ротацию. Нерв не сшивали, потому что он находится буквально в сантиметре от сосудистого пучка. И существовал большой риск его задеть. Осколок достали, зайдя со стороны бедренной кости. Так что нерв восстанавливался сам. Большинство осколков повыходили сами. Причем шесть из них были большими – по пять-шесть сантиметров. Несколько мелких до сих пор сидят в моем теле. На лбу, под мышкой и в ногах еще есть чуть-чуть.

Если бы нам давали работать с первого дня, война уже была бы закончена. А постоянные перемирия и запреты стрелять приводят только к тому, что враг укрепляет свои позиции.

Виолетта Киротка, “Цензор.НЕТ”

Источник