О причинах медлительности реформ

После ожидаемо-вероятного переформатирования коалиции/правительства вопрос досрочных выборов в ВР, скорее всего, не снимется с повестки дня, но отодвинется на какое-то определенное время. И очень важно, как это время будет использовано политиками – для принятия и реализации прогрессивных решений, с точки зрения интересов страны и общества, или же исключительно в русле де-факто начавшейся избирательной кампании. Политический класс – самое слабое звено в современной Украине, и большая часть причин отсутствия/медлительности реформ имеет субъективный характер.

Во-первых, форма вместо содержания. Все субъекты политического процесса не просто играют в форму, а полностью заменяют ею содержание. Порой, мы наблюдаем конкуренцию форм – в виде нереалистичных обещаний, драк, взаимных обвинений и т.д. – и ноль содержания.

Во-вторых, отсутствие понимания приоритетности задач. Условно говоря, без той же судебной реформы очень сложно реально бороться с коррупцией или проводить люстрацию (иначе эти инициативы могут стать источником еще большей коррупции или инструментом политического шантажа).

В-третьих, ориентация на умеренный результат. Разделение субъектов политического процесса (как политиков, так и представителей общества) на умеренных и радикалов – это главный политический, даже больше, идеологический водораздел в современной Украине. Первые, как правило, выступают зачинщиками и двигателями перемен. Зато вторые – умеют пожать плоды работы первых и закрепиться у власти надолго. Инициаторы всегда действуют радикальными методами, которые позволяют “взломать” ситуацию. Но развить ее, довести до логического завершения и воспользоваться ее результатами они не способны. Тогда появляются умеренные, которые пользуются плодами деятельности радикалов, но приводят эти плоды в соответствии с логикой украинской политической системы и государственности. В динамическом соревновании умеренных и радикалов состоит особая специфика украинской политической системы. Иногда мы наблюдаем трансформацию самих же политиков, которые могут прийти к власти на волне радикальных настроений, но уже на следующем шаге – становятся приверженцами умеренной политики (один из последних примеров – мер Днепропетровска). Отчасти – такой подход обоснован историческими особенностями и особенностями украинской политической системы. В том смысле, что Украина – большая страна, с опытом слабой государственности и опытом отсутствия объединительных доктрин.

В-четвертых, преобладание политики над реформами/стремлением разрешить проблему. Если вы обратите внимание на то, как обсуждается та или иная проблема, начиная от войны на Донбассе и заканчивая любой реформой, то увидите, что язык будет отображать исключительно мотивацию отдельно взятого субъекта политики. Отсутствие общего понятийного аппарата говорит об изначальном отсутствии ориентации на совместный результат. Привычная ситуация, когда одни политики/политическая сила говорят с точки зрения критики власти. Другие – чтобы понравится Западу. Третьи – исключительно с точки зрения пиара. И т.д. При таком подходе очень сложно выработать содержательную позицию по любому вопросу в принципе. Общий понятийный аппарат, консолидированная позиция и согласованные действия (без дискуссий, драк, ТВ-шоу) прослеживаются только в тех вопросах, где могут быть риски для самого политического класса (вспомните поправку об “электронном декларировании”).

В-пятых, инфантилизм и безответственность политических элит. Очень часто политики впадают в состояние “бормотания” (между детством как незрелостью и старостью как неадекватностью). Все критикуют старые практики, но при этом все же избегают ответственности за изменения и новые подходы. Даже на уровне языка. Зачастую публичная, да и непубличная позиции украинской политической элиты – это “бормотание”. То есть, речи могут быть пламенными, дискуссии жаркими, но они или далеки от реальных намерений, или далеки от реалий вообще. Это как долингвистический лепет младенца, то есть еще неосмысленная речь, но наличие ее возможности в будущем. Или как бормотание пожилого человека, уже не совсем правильно понимающенго реальность, ситуацию в обществе. Отсюда – бессмысленность дискуссии на разных политических ток-шоу. Что касается действий, то взаимное перекладывание ответственности (как внутри власти, так и между ветвями власти, пример борьбы с коррупцией – очень показателен в этом смысле) – самая распространенная форма деятельности.

В-шестых, реальная политическая конкуренция при отсутствии реальных политических партий. Политика, как, с одной стороны, рисковое и амбициозное мероприятие, а с другой – механизм защиты и накопления разного рода ресурсов, возможность “быстрых денег” (отсюда – такая заинтересованность в финансировании олигархами партийных проектов), полностью деформирует подход к такому понятию, как “политическая деятельность” в контексте запроса-результата между обществом и властью. В итоге, все парламентские партии – это не партии, а списки. Если у партий нет идеологии и реальных программ, то вполне логично, что и члены партии нередко мотивированы в своих решениях и действиях не взглядами и политической репутацией, а коопоративными интересами и принадлежностью к той или иной политэкономической группе. У партий нет долгосрочных интересов, равно как и у политиков, кроме интереса прийти/удержать власть – другого тоже зачастую нет. В такой ситуации любой непопулярный шаг, любая непопулярная реформа, вместо того, чтобы сподвигнуть политиков объединить свои усилия в направлении разъяснения обществу необходимости этих шагов – прямо наоборот, становится инструментом, благодатной почвой для борьбы за власть. Конкуренция строится на “зрадах”, нагнетании негативов, использовании разных социальных групп (уже можно ставить вопрос: к какому политику подастся каста уволенных судей?).

В-седьмых, синдром “политических амфибий”. Все постсоветские политики – это политики-амфибии, находящиеся в состоянии “транзита”. В том смысле, что чистых политиков нет, и они все время раздваиваются – между Я и Государством, между корпоративными интересами и интересами общества, между клановостью и политикой, между ручным управлением и институциональным подходом, между схемами и законами и т.д. (в зависимости от специфики той или иной постсоветской страны). Высшая степень раздвоения (наименее уловима обществом) – между политическим действием (популизмом) и деятельностью (результатом). Это когда “праксис” как действие само в себе полностью преобладает над “поэзисом” как процессом/трудом, предполагающим конкретный результат в виде предмета/объекта. Проще говоря, когда политическое дейстсвие/действо как имитационное начало полностью заменяет политическую деятельность как созидательное начало. Соответственно, нечего удивляться, что у нас политики/партии без взглядов (идеология – слишком громко для 21 века) и долгосрочных интересов. При существующем подходе они просто не нужны.

В этом смысле не стоит питать иллюзий, что у политического класса есть мотивация для самоизменения и самоограничения. Три фактора – агрессия со стороны РФ, зависимость от международной финансовой помощи, активность украинского гражданского общества – по-прежнему, начиная с 2014 года, являются главными стимулами для появления новых правил и построения развитой институциональной системы как устойчивой основы государственной инфраструктуры. Ну а из позитивного – то, что стратегически Украина делает все верно. Да, от политического класса зависит темп и ритм реформ, но направление страны в любом случае выбрано правильно – в сторону построения современного, самодостаточного (прежде всего, психологически), постсоветского государства.

Источник