СПЕЦНАЗОВЕЦ АЛЕКСАНДР: “ПОСЛЕ НЕДЕЛЬНОГО ОТПУСКА ВЕРНУЛСЯ В ДОНЕЦКИЙ АЭРОПОРТ СО СЛОВАМИ: “ФУХ, Я ДОМА”. В ОБЩЕЙ СЛОЖНОСТИ ПРОВЕЛ В НЕМ ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ”

Тихий, спокойный мужчина – на "киборга" совсем не похож. Но имеет полное право носить это имя. Хотя сам он стесняется этого киношного названия. "Я простой солдат, – говорит Александр, отказавшийся называть свою фамилию в силу понятных причин: спецназовец продолжает служить и выполнять задачи в зоне АТО. – Я находился в том месте, где был. Делал свою работу, и похоже, выполнял ее как следует".Этот важный объект, ставший вскоре символом борьбы с оккупантами, украинские военные взяли под контроль в апреле 2014 года

Мы не можем называть имя бойца, который пять месяцев был в Донецком аэропорту, и не можем показывать его лицо. Но на этом снимке – именно он. Фотография сделана в старом терминале

“СМЕНУ ОТРАБОТАЮ, – НЕ СТЕСНЯЯСЬ, ГОВОРИЛ ОХРАННИК АЭРОПОРТА,– И НА БЛОКПОСТ, К БРАТУ, ЗА “ДНР” БУДУ СТОЯТЬ”

– В Донецк мы прилетели 7 апреля, – рассказывает Александр. – Накануне сепаратисты заняли администрации Харькова, Луганска и Донецка. Нас разместили в донецком военкомате. Мы ждали указаний. Сейчас я понимаю, что тяжелее всего принимать решения. А тогда это было вдвойне тяжелее, потому что никто не сталкивался с подобной ситуацией, не понимал, как она будет развиваться, никто из тех, кто был с нами, не мог взять на себя ответственность. А ведь буквально сразу нас начала штурмовать группа из 20-30 человек. Кто-то из них был в камуфляже, кто-то – в балаклавах.

– Это были местные террористы?

– Ополчения там не было. Три-четыре человека чего-то требовали, с десяток – крикуны, а остальные – пытавшиеся таким образом самореализоваться, показывали, что они в чем-то участвуют. Они били по воротам, кричали, пытались перепрыгнуть через забор, но никто этого не делал, потому что мы были вооружены, боеприпасы находились в магазинах, а магазины пристегнуты к автоматам. Не понятно было – они с оружием или без. Штурм начался часов в шесть-семь вечера и продолжался до утра. Они то дебоширить начинали, то отходили, обходили здание группами. Мы все разместились по периметру, наблюдали… Сегодня я уже уверен, что они ничего бы не сделали.

Через сутки было принято решение, что мы поедем в Донецкий аэропорт. Виталий Владимирович Пикулин, который тогда был командиром части, постоянно вел переговоры с сепаратистами. Делал это конструктивно, резко, не давал слабину. Сработал тогда отменно. Внешне он мне напоминает доктора Хауса, только не хромает…

Утром мы собрались уезжать. Было несколько больших автобусов, в которых обычно от терминалов возят пассажиров к самолетам. Первый автобус за выездом из военкомата заблокировали. Для меня было дико – люди с арматуринами, штахетами требовали, чтобы мы сдали им оружие. Я не понимал, на что они рассчитывают. Удивлялся: почему их не скрутить и не положить на асфальт? Понятно, что никто никому ничего не сдал. Нападавшие на нас расступились, и мы уехали.

Аэропорт мы сразу оцепили по периметру. Затем несколько групп, укомплектованных, готовых работать, начали отзывать на другие задачи. Они понемногу выезжали и улетали вертолетами – в Артемовск, Краматорск… Аэропорт работал в своем обычном режиме до начала мая, до выборов. Даже бюллетени для голосования завезли на Донецкую область.

– Где вы жили?

– В старом терминале. Дней через семь пришла колонна с кроватями, матрасами. У нас появился наш транспорт – Уралы, Камазы. Прибыл начальник штаба нашего полка Андрей Владимирович Буран. Он сразу же наладил общение с начальником охраны аэропорта. Среди самих охранников были разные люди. На метеостанции, мы ее называли “Радаром”, дежурили четыре смены. Я попадал на две из них. И в одной был человек, который открыто говорил: “Я за “ДНР””. Причем он дежурил с оружием, АКСУ. “Смену отработаю, – не стесняясь, говорил он,– и на блокпост к брату”. Остальные особо не распространялись о своих взглядах. Два моих сослуживца шутили по-военному. Один перелез через забор, изучая местность, вернулся и пошел жарить картошку. Местный охранник спрашивает: “Зачем ты туда ходил?” “Да, – говорит, – растяжками загородился, чтоб кореша его – и показывает на того, кто не скрывал своих убеждений, – не пришили”. После этих слов достает гранату, ставит возле сковородки и продолжает жарить картошку. Таким образом показывали свою готовность к бою, что не боимся их. Вот так вместе мы ходили в наряды где-то с 10 апреля и по 25 мая – до первого боя в аэропорту.

Первое время наши хлопцы ездили в город. Переодевались в гражданку – и в магазин за необходимым. Один из них говорил только по-украински. И ни разу ему никто ничего не сказал! Общая масса жителей города была лояльно настроена к Украине. В юриспруденции есть наказание за действие, но наказуемо и бездействие! И эта большая масса людей пострадала из-за своей бездеятельности, из-за того, что они ничего не сделали, чтобы остановить крикунов-сепаратистов.

– Когда прекратились полеты самолетов?

– Накануне выборов. В три часа ночи в новый терминал заселились наши “гости”. Нас попросили туда не входить, потому что мы… пугаем людей. Заехавшие взяли под охрану новый терминал. В три часа ночи летевший в Донецк самолет был в воздухе. Диспетчер выходил на нас и запрашивал разрешения на его посадку… Все же видели, что заходят вооруженные люди. Помню, была установка: пусть еще минут двадцать покрутится. “Я буду садиться, потому что у меня топливо заканчивается, – уже потребовал командир экипажа одного из самолетов. – Или прямо сейчас ухожу на другой аэропорт”. Сел. Люди вышли… Во время первого боя на территории аэропорта еще оставалось несколько самолетов… А вся охрана ушла сразу после огневого контакта.

А мы в ту ночь и следующий день были на взводе, ждали продолжения развития событий. Атмосфера накалялась. Никто не чувствовал себя уверенно. Мы знали, что перед заездом к нам эта группа взяла в кольцо спортивную базу, на которой поселились милиционеры. На них психологически давили и в итоге разоружили. Отпустили, а потом еще догнали и короткие стволы забрали. Захватчики думали, что им удастся сделать все то же самое и с нами…

“КОГДА ЕХАВШАЯ ЗА РАНЕНЫМИ И ПОГИБШИМИ В НОВОМ ТЕРМИНАЛЕ СЕПАРАТИСТАМИ СКОРАЯ ВХОДИЛА В ПОВОРОТ, ИЗ НЕЕ НАЧАЛИ ВЫПАДАТЬ ЦИНКИ С БОЕПРИПАСАМИ”

– Где вы находились накануне первых выстрелов в Донецком аэропорту?

– Я охранял бюллетени в ребристом ангаре. В нем стояли машины, которые загрузились бюллетенями прямо в самолете. Их было 16 тонн! А приехали за ними только на двух легковых машинах. Это были единственные желающие провести голосование по украинским законам.

Тот самый ангар, в котором стояли машины с бюллетенями для выборов

Бой не начинался долго. “Гости” зашли в три часа ночи, а бой начался в полпервого дня. Все это врем мы провели без сна, еды, а главное – без информации. Это для меня самое тревожное. Меня сменили на посту в три часа ночи, я должен был отдыхать, но никто не спал. Мы заняли свои места в терминале, начали стульчики стаскивать, матрасы скручивать, устраивать баррикады. Все нервничали. Кто-то говорил: “Все, нам капец”… Кто-то молчал. Утром нам сказали: “Садитесь в машину и езжайте к бюллетеням, усильте охрану”. Наш КамАЗ не заводился. Он стоял на открытой местности боком к противнику. Расстояние до него было 150 метров. Потом тронулся и заглох… Честно говоря, я ждал, что нас расстреляют. Сполз с сиденья вниз, в ноги. И водителя кондратий хватал, и напарника. Выбежал второй водитель, завел “Урал” и оттолкал нас до ангара – уперся в зад нашей машины носом своей и оттолкал. Мы перешли на точку, отдаленную от ангара. Потому что возле него собирались какие-то люди. Непонятно было – свои или не свои. Кому ни звонил – никто не отвечал. А раций не было, их на всех не хватало.

И тут начался первый авиаудар. Две Су-24 из-под крыльев выпускали НУРСы – неуправляемые реактивные снаряды. Вылетевший пучок сосредоточенным зарядом накрыл крышу нового терминала, где находился противник. Ударили профессионально, красиво. Я впервые видел своими глазами, как выполняется “карусель”. Летчики заходили с солнца по очереди выпуская из-под крыльев снаряды. На крыше было много пострадавших. Заклинило выход, они не могли вытаскивать раненых и погибших. Психологически их это очень подорвало. Скорая потом ездила бесконечно в новый терминал. А когда входила в поворот, из нее начали выпадать цинки с боеприпасами. И наши хлопнули ее. Нечего возить боеприпасы в карете скорой.

Когда сушки отходили, они начали крутиться возле стройки, девятиэтажки. И по ней пустили ПЗРК. Пилоты пустили машины вверх, как ракеты, за тучи. ПЗРК где-то на высоте трех километров легла на горизонт и ушла в город.

А сам я первые выстрелы сделал, когда нужно было эвакуировать двоих наших раненых – одному лицо, другому руки посекло. Нужно было плотным огнем не дать противнику голову поднять. И вот эти первые выстрелы прикрытия для меня были очень важными. Стало понятно: я уже воюю.

Чаще всего я находился в старом терминале. Он расположен за новым. Его холл мы называли аквариумом. Там, где стоял макет учебного самолета, была наша машина – разбитый газон. Вот в нем мы ночевали. Он же был и пунктом наблюдения. Также наше посты были на вышке, второй пожарке, за нее выходил торец аэропорта. Важны были торцевые ворота. Еще один пост – радар. Следующий был впритык к Спартаку. Там практически постоянно находился погибший вскоре Евгений Подолянчук. Оттуда начиналась череда холмов. Я так понимаю, когда взлетку ровняли, туда вывозили излишки земли. Затем – огромный супермаркет “Метро”. Возле него тоже был холм и автосалон. Везде были наши бойцы, охранявшие территорию аэропорта.

Очень быстро мы изучили все здания аэропорта. И меня поражала эта махина. Все было продумано. Каждое автономное строение имело полный комплекс всего необходимого: туалеты, душевые, кухню. Взлетная полоса могла принять любой борт мира. Отдельно были стоянки для авиатранспорта. Гигантский комплекс, дававший рабочие места, приносивший доход городу! Электроснабжение аэропорта было автономным. Два мощных генератора спасали нас. Один находился со стороны Песок. Второй – со стороны города. Они работали два месяца, пока не были повреждены. Когда ветер дул со стороны генераторов, было ощущение, что танк идет.

– Вы видели, как грабили “Метро”?

– Мы наблюдали и за дорогой, которая шла мимо “Метро”. Благодаря сарафанному радио и мобильной связи все тут же прознали, что в супермаркете нет охраны.

– И не побоялись ехать и мародерить, несмотря на то, что поблизости уже стреляли?

– А там метров пятьсот до терминала…

– Но риск же был!

– Видно было, что туда ходят ханурики за выпивкой. Но приезжали на фурах, длинномерах… Была такая ситуация. Наш командир не прекращал контактировать с людьми из города. На стоянках оставалось очень много машин. Он вышел на начальника охраны и договорился с ним, что люди заберут машины. Мы пытались сохранить нормальные человеческие отношения. После того, как машины отогнали, их все равно еще много оставалось.

На территории аэропорта оставались машины, хотя бойцы связались с начальником охраны и попросили их забрать

Затем милиционеры из здания из красного кирпича попросили забрать документы. Мы пошли их встречать. И обратили внимание, что в районе “Метро” какая-то суматоха. А видимость очень плохая – кусты, деревья. Мы вышли, чтобы встретить троих мужчин, которых нам описали. Пропустили их. И пошли посмотреть, что же происходит возле супермаркета. КамАЗ стоял внаглую – задом к парапету, чтоб удобнее было грузить. Водитель вальяжно прогуливался возле машины. Я дал две двоечки в воздух…

– Вальяжность тут же исчезла?

– Он убежал, бросив фуру. После этого машины ставили на перекрестке, а товар к ним возили большими тележками. Помню, когда в Донецк зашли два танка, нас отправили на пост к “Метро”, чтоб мы встретили танки, если они пойдут на нас. Целую ночь вокруг “Метро” было движение – кто мог, тот грузился. Это же было самое крупное “Метро” в Украине и, если не ошибаюсь, в Европе. Объем товаров можно только представить.

– Сами вы почему ходили за покупками в город, если можно было все необходимое взять в “Метро”, дьюти фри аэропорта оставался под вашим контролем…

– Наши командиры имели здравый рассудок. Летом 2014-го все шло к окружению Донецка украинскими войсками. Если б Карловку не брали штурмом, в результате чего несколько атак захлебнулись, а обошли, как сделали позже, противник бы сам вышел. А так потеряли почти месяц. Если б общая волна освобождения пошла раньше, Россия не ввела бы регулярные войска под Иловайск… Наши командиры рассчитывали на быстрое освобождение страны. Понимали, что за войсками придут правоохранительные органы и будут спрашивать, почему не сохранили все ценное в аэропорту. И поэтому не давали ничего вывозить – иначе придется за все отвечать. Но пользоваться тем, без чего нельзя было обойтись, разрешили: брали готовую еду, продукты. Не секрет, что и алкоголь пробовали – а в дьюти фри были самые изысканные напитки. Первое, что у нас пропало, – это вода. За нее постоянно шли внутренние перепалки с другими подразделениями. На территории были резервуары по полкуба, в них бы бросили насосы, найденные в ангарах. Так решили вопрос с водой. После первого боя мы оказались в кольце, на островке, все проблемы нужно было решать самим, не надеясь на помощь извне или подвоз необходимого.

“КРАСНУЮ РЫБУ СОЛИЛ И МАРИНОВАЛ В ВЕДЕРКЕ ДЛЯ ШАМПАНСКОГО. КОРМИЛ РЕБЯТ ДЕЛИКАТЕСОМ”

– Сколько вы пробыли в аэропорту?

– Уехал в начале сентября, когда получил ранение. То есть в общей сложности пять месяцев. Первые полтора месяца у нас даже не было бронежилетов и касок. Ничем не были защищены.

– После боя в конце мая боевики отошли?

– Убежали! Все лето мы контролировали аэропорт. Но нас начали обстреливать. Когда из Славянска вышел Стрелков, на третий день он начал нас штурмовать. До этого времени близких контактов не было. К тому времени вместе с нами находился третий батальон 72-й бригады. Накануне их приезда моей группе пообещали, что мы уедем домой. Помню, 72-ку доставляли самолетами. Дождяра стеной льет. Мы прикрывали заход батальона в аэропорт. Нам пообещали: “Вы им все покажете, передадите посты и вас заберут отсюда”. Мы создавали видимость, что нас там много, плотностью огня. И внезапно было принято решение, что мы уже хорошо все здесь знаем, у нас есть источники информации из города, мы ориентируемся на территории. И нам сказали: “Вы остаетесь”. Может, оно и к лучшему… Все, кто улетел, домой не попали. Их бросили в самые горячие места, в окружения… А местные нам и правда помогали. Донецкий бизнесмен, он сейчас в Кропивницком живет, хлеб привозил. Помню, как сильно хотелось пива. Несмотря на то, что в аэропорту был самый дорогой и изысканный алкоголь, та бутылка пива, которую он привез, была на вес золота.

– Продуктами вас не снабжали?

– Нет, но у нас были аэропортовские запасы.

– Питались самолетной едой из лоточков: кому курица, кому рыба?

– Там были ТАКИЕ холодильники, с ТАКИМИ продуктами! В 72 бригаде служил профессиональный повар. И когда мы открыли морозильную комнату, он восхитился: это же вырезка. Я посмотрел: мясо как мясо. “Нет, ты не понимаешь, это самое дорогое мясо из свинины”, – восхитился он. Потом спрашивает меня: “Тебе зачем мясо?” “Биточки пожарю”, – ответил. “Давай я тебе филейку дам из другого холодильника. Жалко вырезку пускать на биточки”, – предложил он. Кстати, повар 72-ки служил не на поварской должности, он был старшиной. Потом он получил ранение в ногу, еле его вывезли, потому что мы уже в кольце были.

До того, как к нам приехал повар, я готовил чаще всех. Люблю это дело. Пацаны даже говорили: ты днем готовь, а мы за тебя на посту постоим. Но от всего устаешь. И под конец я уже просил: “Лучше на посту посижу два часа, чем четыре часа у плиты”. Готовил на 15 человек. Супы варил часто. Додумался и до такого. В 20-литровую кастрюлю засыпал пшеничную кашу, бросал туда десять пачек масла. Каша получалась – пальчики оближешь. Расфасовывал ее в авиационные емкости с крышечками. И в морозилку. Пришел боец с выезда или поста, достал, в микроволновку засунул – и поел горячую и вкусную еду. Удобно было. На масле не экономил. Его же целая морозильная комната была. Еще был полный лежачий холодильник красной рыбы. Я его упустил! 72-ка из него супы варила. Долго варила. А потом я понял, что рыбу можно мариновать и солить. Но к тому времени только две рыбины осталось. Огромные, но две. В ведерке для шампанского два раза сделал такой деликатес своим ребятам.

– За месяцы пребывания аэропорт стал вам родным?

– В августе на неделю меня и других ребят отпустили домой в отпуск. Правда, многие после этого не вернулись, а легли в госпиталя… Когда я заезжал через Красноармейск, Карловку и Пески на окружную Донецка, а оттуда уже и на территорию аэропорта, у меня вырвалось: “Уф, дома”.

– После первого боя долго было затишье?

– Постоянные артобстрелы начались после того, как аэропорт попытался штурмовать Стрелков. Каждый день в десять утра нас начинали бомбить. И до четырех дня без перерывов по нам работали сначала 82-е минометы, потом 120-ые начали накрывать. Расслабляться было нельзя. Хорошо помню один день. Закрутился и не успел помыться. Вечером пошел в душ, который мы сделали на улице. Слива там не было, вода лилась на асфальт. И образовалась лужа, вернее, болотце… Разделся, намылился, и слышу: фу-фу-фу… Мина летит! Плюх я в ту болотяку. А надо мной голуби пролетели, крыльями свистели. Я поднялся, оглянулся: никто не видел, как я в болотяку нырнул? Знаю же, что будут потом подкалывать бесконечно. С юмором же у нас все хорошо. Вылез из болота, обмылся – и ходу.

Затем на нас начал танк выходить. Радар расстрелял. Он шел по окружной через Пески на Авдеевку и Зенит, а затем на Ясиноватую. По дороге выстрелил и разбил шарик метеовышки. Мы пытались его поймать. Знали, что он прячется в карьере между Песками и Водяным. Наши минометчики не раз его пугали.

Первый погибший у нас был, когда на нашу позицию зашел БМП. Как раз происходила смена постов. И два пришедших бойца разговаривали с теми, кого меняли. БМП зашла со стороны “Метро” прямо в лоб к аквариуму, сделала четыре выстрела по посту, полностью его раскурочив. Все четверо были ранены. Но один из ребят до последнего из ВОГов отстреливался. После удара по посту БМП взял немного правее и сделал еще один выстрел. Попал по еще одному нашему посту. Осколок вошел под броник Деду, бойцу 72-ки. Жалко. Дядька интересный был. Хорошо запомнил такой эпизод. Лето, жара. Приходит Дед к нам в трусах, бронике, каске, с автоматом и в тапочках. За бок держится: “Аптечку дайте”. “Что такое?” – спрашиваем. Он — раз – из-под броника бутылку коньяка достает: “Аптечку давай, стаканы”… Именно в тот бок осколок и попал… С тех пор я суеверен. Не шучу так. И на себе не показываю. Может, это было совпадение, но наводит на мысли.

“МОЖЕТ, КОНЕЧНО, В АЭРОПОРТУ,  ЖИВОГО МЕСТА И НЕ ОСТАЛОСЬ, НО Я ВЕРЮ: ВЕРНУСЬ ТУДА И НАЙДУ СВОЙ ФОНАРИК”

– Когда и как вы получили ранение?

– 3 сентября “Днепр-1” попал в засаду на окружной между Песками и поворотом на Авдеевку. Мы поехали к ним на помощь. Выехала наша БМП: шесть человек на броне и экипаж. “Урал” с ЗУшкой, в котором я находился. В УАЗике пять человек. И доктор на своем УАЗике. Если б не его машина, мы бы оттуда не отошли. Когда съехали со взлетки, по металлу начали щелкать пули. Все знают, что простреливаемый участок нужно пройти на максимальной скорости. Разогнались. Но машины, которые шли впереди, подняли пыль. И “Урал” в это облаке остановился. УАЗик чуть не ударился в “Урал” и при его объезде лег на бок. Хорошо, никто не пострадал. Развернули АГС. Начали работать по высотке, откуда по нас стреляли. В самый ответственный момент у нас заклинило пушку БМП. Водитель-механик тут же за рычаги и – уехал. З Ушка выстрелила пять коробов боеприпасов и тоже уехала. 14 человек остались в голом поле. Носом к противнику стоит “таблетка”, рядом на боку наш УАЗик лежит. Вадим Довгорук (историю этого спецназовца, потерявшего в феврале 2015-го года обе ноги и руку под Дебальцево, хорошо знают наши читатели. – Автор.) думал, что БМП его прикрывает, и отбежал от нас метров на двести. Пуля попала ему в лямку бронежилета, ударилась о кевлар, крутанулась, вышла из тела, перебив золотую цепочку… Врач, который был вместе с нами, тут же начал оказывать ему помощь, поставил капельницу. А мы все рассредоточились и вели огонь с АГСа и пулеметов. И минут через десять после ранения Довгорука осколок прилетел и мне в предплечье правой руки. Когда тебя ранит, ты тут же перестаешь функционировать. Я не мог стрелять… Полз к машинам и думал: автомат же мой в УАЗике перевернувшемся остался, его придавило. Мы отойдем, а автомат останется. Пачку бумаги придется потратить, чтоб его списать. Но самое главное – он потом по тебе же может и работать. В кузове УАЗика были ящик, молотки. Левой рукой я разбил стекло. И ломом попытался достать автомат. А вокруг свистят пули, бой продолжается. Ко мне подскочил врач, руку замотал. Все воюют, а я автомат добываю. Постоянно доставал Юру – напарника. Отвлекал его от боя, просил помочь мне вытащить автомат. В итоге я нашел апарель, и ею Юра смог вытащить мой автомат. Фух! Мне аж легче стало. Я хоть и раненый, но со своим оружием.

Старший группы решил, что будем отходить. Противник был выше, чем мы. Чтобы осмотреться, приходилось подниматься из высокой травы. Бесшабашные хлопцы так и делали. Осматривались, приседали и переходили в другое место, после чего снова открывали огонь. Так сектор и держали.

Мне не было больно. Ощущение было таким, как-будто меня кто-то сильно ударил по руке и она занемела. Когда доктор оказывал помощь, я больше боялся укола, который он делал… В госпитале осколки убрали, только один не смогли. Восстановилась рука полностью.

Бойцов “Днепр-1” забрали на Зенит – оттуда на подмогу тоже вышли бойцы. Один из них, как я узнал позже, погиб… Мы уезжали под обстрелом. Один из хлопцев сел за руль медицинского УАЗика, подогнал его к нам ближе. Мы все начали сходиться к машине. Вадим там уже лежал. Когда мы все сели внутрь, стало понятно, что машина перегружена. Колеса аж поспускало. УАЗик кашлял всю дорогу. А док – это ж его “таблетка”, вся красиво разукрашенная, с разными надписями про путина внутри – потом рассказывал: “Еду и мысленно уговариваю машину: давай, дотяни”. Приехали к терминалу, остановились, и машина больше не завелась. В тот же день нас, раненых, вывезли в Тоненькое.

Та самая таблетка, которая вывезла 14 бойцов, двое из которых были ранены. Машина дотянула до аэропорта и больше не завелась…

– Вы видели аэропорт целым, видели, как он начал разрушаться…

– Как крыша упала, перебило все столбы. Именно в тот период, когда я там находился, защитников аэропорта начали называть киборгами. Но я никогда не бравировал этим. Я там просто делал свою работу. Когда раздали шевроны с надписью “Киборг”, немного его поносил, но быстро снял. Лежит дома – на память…

Вот так менялся Донецкий аэропорт. Особенно хорошо это видно по снимкам с желтым микроавтобусом

– Хотели бы побывать в Донецком аэропорту снова?

– Да. Все же я там много времени провел. И много людей навсегда в нем остались. Много хороших людей воевали рядом. Когда наша группа находилась в Авдеевке, с крыши девятиэтажки я смотрел на аэропорт. Оттуда его хорошо видно. Есть у меня и личный интерес. Я в терминале забыл дульник от своего автомата. Кроме того, после ранения пацаны собирали мои вещи. И когда я за ними забежал, увидел одну свою перчатку без пальцев. А где ж вторая? Тьфу на нее. И бросил. А вторая оказалась в рюкзаке – позже ее нашел. Еще на подоконничке забыл свой фонарик. Такой он классный был. Может, конечно, в аэропорту, живого места и не осталось, но я верю: найду там свой фонарик.

Хорошо помню и место, где меня ранило. Там из земли асбестовая труба торчала. Если будет возможность туда вернуться, хотел бы и там походить.

Виолетта Киртока, “Цензор.НЕТ”

Источник