КОМАНДИР РОТЫ 46 БАТАЛЬОНА АНДРЕЙ СТАРЦЕВ: “ЕСЛИ КОЛОННА НАТЫКАЛАСЬ НА СЕПАРОВ, ТО УЖЕ ВАЛИЛИ СО ВСЕХ СТВОЛОВ, КУДА ТОЛЬКО МОЖНО”

Мне было бы очень не по себе, если бы из-за какой-то неудачной атаки мои пацаны погибли. Какой смысл? На таких 20-летних бойцах будет строиться вся новая армия.***

Я призывался при Советском Союзе. Служить попал в Германию, в западную группу войск водителем. После срочки продолжил там службу, а в 93 году у меня родился сын. Но в 94-м я уволился из-за развала армии. Была возможность уехать в Россию, но мы с женой не захотели.

Когда вернулся домой, в Кривой Рог, работал на разных предприятиях, везде водителем. Планировал пойти работать на самосвал “БелАЗ”, но война немного нарушила планы, пришлось идти на фронт. У нас в городе многие бегали-жаловались, что к ним повестка пришла, а мне не приходила – и я пошел в военкомат спросить, почему про меня забыли? Там меня спросили, кто я по специальности и оказалось, что им нужен водитель автобуса.

Когда в своем цеху я сообщил о том, что иду служить, мне сказали, что я сошел с ума. Начальник цеха предложил, что давай все порешаем, но я отказался. Это был май 14 года, тогда как раз формировался 40 батальон. Я пришел в него водителем, и попал в службу РАВ (служба ракетно-артиллерийского вооружения, – ред.)

В июне нас кинули под Тельманово, потом в Старобешево. Там в основном мы занимались блокпостами. 26 июля прилетел пакет “Града” в нашу сторону – это был первый обстрел, от которого все немного прозрели, впервые ощутили страх. Снаряды попали в высотку, где были наши гранатометчики. Хорошо, что никто не пострадал. А потом, когда это часто повторялось, все стали привыкать. Тем летом очень досталось 72 бригаде под Зеленопольем – много техники сгорело от обстрела, было и жертв немало.

7 августа нашим пацанам поставили задачу выдвинуться на блокпост в район Иловайска. Но машины, которые туда пошли, расстреляли сепары. Некоторых ранили. Ну а у нас была задача привезти боеприпасы под Иловайск. Мы получили команду съездить туда и обратно. Загрузили “шишигу” (ГАЗ- 66) и поехали. Правда, я там на посту 3906 задержался на трое суток. И видел, как добровольцы пошли в атаку и чем это закончилось.

Когда 3906 сепары начали обстреливать из минометов, мы ушли обратно на 3905 под Кутейниково. Там со всех блокпостов собрались ребята, комбат объяснил, какая ситуация. Нужно было выходить, и когда мы начали выезжать, во главе колонны шла наша “шишига” с боеприпасами, потому что мы знали дорогу – и ее надо было всем показать. Мы выдвинулись в Старобешево в базовый лагерь, считалось, что там немного безопаснее.

Вообще, в службе я занимался охраной, выдачей и приемом боеприпасов. На территории базового лагеря находилось много техники. Когда мы туда вернулись, вскоре там тоже усилились обстрелы. Один раз прилетело в расположение так, что было трое погибших. Когда комбат дал команду перемещаться на новое место, все ломанулись переезжать – и к вечеру в лагере почти никого не осталось. Оказалось, что трусы-носки вывезли, а про службу РАВ забыли. Мне, чтоб выехать, нужно было порядка 5 машин загрузить боеприпасами и оружием. Приехал Валера Гимбицкий – водитель в нашей службе, и нашел кого-то, кто помог с транспортом. Нагнали нам машин и, периодически слушая команды “воздух”, мы все погрузили. Тогда я познакомился с контрактниками из 17 бригады. Оказалось, что один из них живет в соседнем доме и знает моего сына. В итоге, мы выехали, заняли другое место в том же районе.

24 августа утром сепары долбанули по Старобешево. Тогда в сторону Иловайска поехали наши финансисты. И когда они возвращались обратно, с блокпоста под Кутейниково, наткнулись на противника. Сепары расстреляли машину, в которой погибло двое наших финансистов. Наш начальник службы РАВ – Виталий Иваныч Кругляк был тогда там и смог вывезти троих раненых на Осыково, а сам потом неделю пешком выходил до Волновахи по полям. Оттуда раненых привезли в Старобешево в больницу, и 25 августа утром мы их эвакуировали.

А после этого все начали выезжать из тех мест, но как-то неорганизованно. Куда ехать – никому неизвестно. Но тут в рацию прорвался наш ЗНШ – и начал что-то пытаться регулировать. Я подобрал бойцов из 51 бригады, артиллеристов. В этот момент начался обстрел. Мы поняли, что вроде не туда едем, но в итоге всеми правдами и неправдами выбрались в Розовку. А там нам дали команду ехать в сторону Кривбасса. По приезде я сдал оружие и машину.

Дальше были медкомиссии, психологи. Наш батальон пытались расформировать и одну роту таки у нас забрали, в ее составе в основном были молодые бойцы третьей волны. Туда же вошли правосеки, которые пошли на службу. Это была подготовленная штурмовая рота, но ее отправили в 37 батальон.

Поменялся штат – и началась подготовка к Дебальцево. В конце декабря, когда 40 отдельный мотопехотный бат стали выдвигать в Дебальцево, мы поехали под Ровно за “Конкурсами” ( советский самоходный противотанковый ракетный комплекс, – ред.) – это такие машины с ПТУРами. А оттуда был героический марш-бросок на дистанцию 800 км. Двое суток мы гнали эти “бардаки” (БРДМ), потому что то один, то второй ломался, но самое главное, что из них после Дебальцево один остался жив. Пригнали их в Кривой Рог, привели в порядок. И 26 декабря мы были уже в АТО – стали между Дебальцево и Чернухино, недалеко от ростовской трассы. Тогда я был на должности начальника мастерской по ремонту стрелкового оружия, в той же службе РАВ.

Поначалу ничего серьезного не происходило, иногда были обстрелы. Но началось все, как по мне, где-то с 19 января. Тогда сепары как раз дожали аэропорт – и потом уже переключились на Дебальцево. Там у нас задачи были те же – доставлять БК на позиции. Привозили мы их из Артемовска. Когда днем проезжать было уже опасно, мы возили БК ночью. Последний раз в Артемовск я съездил второго февраля. А потом с опорников пацаны к нам сами ехали и могли добраться только на “бэхах”.

Когда мы с Иванычем в последний раз выгружались на посту “Ромашка”, наверное, сепары нас увидели и начали крыть минометами. Мы отъехали в сторону и огонь сразу уменьшился. После этого мы уже не стали ездить машиной. А один из последних танков, который мы затарили на посту Мойша, назывался Боливар, но он, когда наши пытались зачистить Октябрьское – сгорел.

Когда с позиций отошла 128 бригада, наш базовый лагерь был фактически на передовой. Обстреливался он постоянно. Нашу технику сожгли почти всю – остались единицы целых машин, бензовозы тоже сгорели. Но мой КРАЗ находился в таком месте, что ему только осколками досталось, побило стекла, а так был на ходу.

За БК вплоть до 15 числа я ездил в 128 бригаду. Они стояли недалеко от Логвиново. А 15 февраля все ждали перемирия до 12 ночи, но огонь не прекратился. Наш ЗКО майор Вакуленко позывной Плотник, в этот день поехал встретить нациков (Нацгвардия) и погиб. Вместо них он наткнулся на сепаров. Поскольку вокруг разбомбили все, что можно, многие парни, и даже те, кто раньше боялся заходить на склад РАВ, перебрались к нам в полуподвал.

В итоге разведка говорила комбату, что нужно выходить, потому что все опорники были отрезаны сепарами. Вообще, когда я начинаю вспоминать, сколько за 2 дня произошло – описать невозможно. 17 числа некоторые пацаны с двух блокпостов пешком пришли в базовый лагерь. В тот же день комбат дал приказ формировать колонну и выходить туда, где стояла 128 бригада –это северная окраина Дебальцево. Так как дорогу туда никто не знал, меня первой колонной отправили вперед. А Иваныч и начальник службы ГСМ (горюче-смазочных материалов) Андрей Брикнер остались. Их задача была уничтожить все, что только можно. Пока мы ехали, нас обогнал МТЛБ с ранеными, но он сломался – и мы их забрали. Доехали до 128 бригады, раненых отвезли в медпункт. Когда их выгружали, начался очередной обстрел “Градами”. Я этот обстрел на улице пережил. Тогда попало по зенитчикам, были раненые. Потом было какое-то затишье и надо было сделать еще одну ходку, чтоб забрать людей. Ехать надо было через блокпост Крест, это пересечение ростовской и луганской трассы, а там очень обстреливали. Офицеры самоустранились, командовать было некому. В конце концов, нашли троих водителей, которые согласились ехать обратно. Но только они успели добраться до КП, как начался обстрелы арты. Соответственно, дальше не поехали.

Раненым оказывали помощь прямо в блиндажах, в которых было не провернуться. Там где живет 6 человек, набивалось по 15. Потом когда к вечеру все утихло, откуда-то пришла инфа, что нужно выходить дальше. Снова начали формировать колонны. Где-то ближе к полуночи приехали наши. Я пошел заводить свой КРАЗ и туда начали набиваться разные пацаны, причем целая куча. Кое-как без света я вырулил. Тогда как раз мороз ударил, где-то минус 20 и это сыграло нам на руку. Было бы тепло, по полю не выехали бы. Но, когда мы двинулись, оказалось, что у меня колеса осколками пробиты. Ребятам дал команду на другие машины перебираться, правда кое- кто остался и мы поехали дальше на пробитых колесах. Часть колонны ушла в сторону, у меня еще с тормозами начались проблемы. И тут поступила команда – и все развернулись в другую сторону. Мы потом еще не раз разворачивались. В итоге, уже на рассвете, когда мы остановились, оказалось, что мы рядом с Логвиново. То есть мы всю ночь колесили и никуда не выехали.

Колонна у нас была большая, и если мы натыкались на сепров, и начиналась стрельба, то уже никто не церемонился: валили со всех стволов, куда только можно. Мне в одном месте пришлось полкилометра задним ходом сдавать. Зеркала разбиты, и бойцы, которые висели на дверях, регулировали мне дорогу – вот так и выбирались. В другом месте деревья пришлось валить – в поворот не вписывался, а еще я ров перепрыгнул, так что КРАЗ – это ого-го машина. Речку форсировали – тоже весело было, нас тогда танк перетянул. Но самым хреновым и запоминающимся для меня был момент, когда выехали четыре сепарских танка и начали, как в тире, расстреливать нашу колонну. Это было перед Мировским. Помню, впереди взорвалось, сзади тоже, но по мне не попали. Я тогда еще остановился и подобрал бойцов с поломанных машин. Когда этот участок мы проскочили, на последнем дыхании добрались до Мировского. А там уже машина разваливалась: радиатор пробитый, кипит.

В селе ходил какой-то офицер, давал карты и говорил куда ехать. Мы выехали, и на каждом перекрестке стояли регулировщики. Тогда по дороге я потерял свой телефон, ну а на платине, это выезд с Мировского, движок на КРАЗе стуканул – и все, машина остановилась. Приехал другой КРАЗ, перегрузили личный состав. А за моим для эвакуации прислали “бэху”. Вот так мы и выехали.

По приезде опять началось списание, увольнение и так далее. У меня как раз дембель должен был быть, но я решил продолжить службу, потому что точку для себя в вопросе войны еще не поставил, все ведь продолжается. Мне предложили пойти служить в ВСП на должность инспектора ВАИ (военная автоинспекция, – ред.). Поэтому я уволился из батальона и начал проходить все, что для этого надо. Но как-то случайно в фейсбуке наткнулся на объявление, что идет набор в 46 бат “Донбасс-Украина”. Заполнил анкету. Мне позвонили и сказали, что я подхожу. Я еще недельку подумал, сказал супруге, что снова иду служить и поехал на “Шир-Лан”.

Когда там я сообщил, какая у меня была должность, мне сказали, что таких свободных мест нет, а на солдатскую ставить не будут – и что теперь я буду командиром штурмового взвода. В итоге меня представили личному составу роты, которая фактически только сформировалась. Там друг друга толком еще никто не знал, но мы сразу начали погрузку на эшелон. Выехали в Часов Яр. Вот так в августе 15 года я снова оказался на востоке. До начала ноября мы занимались благоустройством своего быта. Частенько у нас были стрельбы, различные занятия. Я, числясь командиром, выполнял функции главного сержанта роты. Но, когда нас на пару дней, которые переросли в 4 месяца, отправили в Крымское, я начал командовать. У меня было жестокое отношение к аватарам, и к тем, кто нарушал дисциплину. Если я видел на посту без броника – то после третьего предупреждения лишал премии, правда до третьего не доходило – первое предупреждение обычно срабатывало. Ну а в целом, Крымское по сравнению с Дебальцево – детский лепет. Правда, там, у меня была возможность на своей шкуре почувствовать, что такое отдавать команды. А так, служба в основном – это бытовуха. Свозить людей в баню, обеспечить продуктами, водой, дровами, бензопилой и так далее. Ну и постоянно ходить “раздавать подзатыльники”.

В Крымском мы пробыли до 28 февраля. Потом нас на две недели вывели под Северодонецк. Затем были бесконечные учения: Ровно, “Шир-Лан”, Херсон. И аж 5 июня мы заняли позиции в Марьинке. Сначала я был командиром взводного опорного пункта. На моем участке первые два месяца особо ничего не происходило, хотя в самой Марьинке воевали. А потом, когда уволился наш командир роты, комбат меня назначил ИО. Как раз тогда половина моей второй штурмовой роты ушла на дембель, а вторую половину раскидали по другим подразделениям. У меня осталось нужное вооружение, определенное количество контрактников, плюс десятая горно-штурмовая бригада дала мне 60 человек – сводную роту, собранную из 8 подразделений. И пошел у меня тогда процесс организации службы с чужими людьми. Поначалу это была рота, которая даже с рациями не умела обращаться.

На нашем следующем опорнике происходили все основные события. Помимо нас еще были погранцы. В итоге, со всего собравшегося контингента, который там был, я отобрал самых нормальных. Наладил службу, для этого пришлось подключить все возможные ресурсы. Если не дай Бог, видел кого-то в тапочках вместо кроссовок или берц – наказанием было делать капониры.

Несмотря на то, что рота мы штурмовая, летом на востоке шла позиционная война, да и сейчас там то же самое – никто никого не штурмует. Передо мной было несколько ориентиров, где позиции сепаров. Если они открывали огонь в нашу сторону или сторону позиций моих соседей. Я отвечал тем, что у меня было – ДШК, ЗУ, и еще кое-что, чем мы могли их успокоить. И самое главное, что на моей позиции, в моей роте никто не погиб.

Сейчас, когда я слышу от солдат, что надо продвигаться вперед, я думаю иначе, что лучше стоять и брать противника измором. Зачем гробить людей? Вот мне было бы очень не по себе, если бы из-за какой-то неудачной атаки мои пацаны погибли. Какой смысл? На таких 20-летних бойцах будет строиться вся новая армия. Сейчас некоторые из них проходят учебу в школе сержантов. Они получат сержантские звания. Молодежи служить идет немало, главное – направить их в правильное русло, тогда будет нормальная армия.

PS: сейчас Андрей уже в пятый раз несет службу на востоке в качестве командира роты в батальоне “Донбасс-Украина”.

Текст и фото: Вика Ясинская, “Цензор.НЕТ”

Источник