ЕЛЕНА МАСОРИНА: “ЕСЛИ В 2014-2015 ГОДАХ РАБОТА ВОЛОНТЕРОВ БЫЛА НАЦЕЛЕНА НА ТО, ЧТОБ “ДАТЬ РЫБУ” АТОШНИКАМ, ТО СЕЙЧАС НА ТО, ЧТОБ “ДАТЬ ИМ УДОЧКУ”

Возвращение и адаптация военных – вот, что очень важно сейчас. Иногда человек не справляется с той реальностью, в которую возвращается. Порой доходит до суицидов – это самое страшное.“Волонтерская сотня”. Депутатство

Я по жизни периодически занималась какими-то благотворительными делами: то дому инвалидов надо помочь, то поехать в Охматдет кровь сдать. До событий на Майдане я работала в сфере туризма. А уже во время революции участвовала в “Автомайдане”. Когда начались раненые, вместе с “Автодозором” мы по звонку или просьбе службы “Медичні бригади Майдану” отвозили раненых в больницы.

Я не медик, но заканчивала курсы оказания первой медпомощи, и у меня был опыт ухода за близким тяжело больным человеком – моей бабушкой. Я очень многому научилась: делать уколы, капельницы, обрабатывать раны, пролежни, плюс очень хорошо разбиралась в медикаментах. После того, как первых 10 раненых нам с девочками удалось отправить за границу, мы пришли на встречу с сотниками Майдана и рассказали им, чем занимаемся, а когда они спросили, кто мы такие, у нас родилось название “Волонтерская сотня”. Позже, уже в апреле 14-го года, наша сотня разбилась на три направления: помощь временным переселенцам, раненым и помощь военнослужащим в зону АТО. Я возглавила третье направление. На тот момент в “сотне” участвовало более ста человек.

Пункты нашей организации были и есть в военном госпитале Киева, Львова, помимо этого мы поддерживаем связь с Харьковским госпиталем, Одессой, Днепром. Мы аккумулировали и распределяли огромную помощь, которую получали, как и от обычных людей, так и публичных: Вакарчука, ТНМК, Оли Навроцкой, фундаций украинцев в Канаде, Штатах, Европе и так далее. Немало сделал и “Нацбанк”. Порой это были суммы, которые исчислялись миллионами. Понимая, что собирать деньги на карточку или нал – это очень большая ответственность, которая сопряжена с большими рисками, мы создали три отдельных фонда, по тем же трем направлениям, в которых продолжали работать. Ограничиться одним фондом было бы очень сложно, потому что деньги обычно перечисляли на конкретное дело, например, люди хотели, чтоб средства пошли только на раненых и никак иначе.

У нас были склады не только в госпиталях, но и в разных уголках Киева – на правом и левом берегах. Все поступления мы регулировали, постоянно делали отчеты. Часто ездили в зону АТО.
В августе 14-го года я узнала, что представлена к ордену Княгини Ольги III степени, и что президент уже подписал указ. Помимо этого, я получила еще другие межведомственные награды за заслуги перед ВСУ.

А осенью начался пик всевозможной, в том числе и публичной, деятельности: меня начали приглашать на интервью на разные каналы, а вскоре предложили баллотироваться в народные депутаты от “Народного фронта”, аргументируя, что нужны люди, которые хорошо проявили себя в этот сложный период и с хорошей репутацией. Я согласилась.

Попав в Раду, я поняла, что это тоже определенный фронт. Первый год мне было нелегко. Поначалу я не могла найти свою нишу. Иногда мне казалось, что от меня вообще ничего не зависит. Возможно, я распылялась на многие вещи одновременно. Во все нужно было вникать.

Второй угрозой после внешней у нас в стране я считаю популизм, и мне было достаточно тяжело разобраться в том, что правильно, а что нет, где в ВР коррупция, а где честные люди. Грубо говоря, кто там плохой, а кто хороший, но все же со временем мне удалось найти свое место.

Я член комитета по вопросам европейской интеграции. Также член двух постоянных парламентских ассамблей и межпарламентских групп. Еще я представляю фракцию подготовки к минским переговорам, ну и помимо этого занимаюсь прямыми обязанностями депутата – это обращения, запросы и так далее. В целом, во фракции я чувствую себя очень комфортно.

Два года я очень активно работала в комитете над получением безвизового режима, который не состоялся, и сейчас очень тяжело вхожу с этим в год. Мы, как члены этого комитета, провели миллион встреч с разными международными делегациями, как в Украине, так и в Европе. Очень много работали с правительством, проверяли на соответствие наши внешние обязательства и выполнили все условия еще в мае. Но теперь мне очень нелегко от того, что Европа не проявила тот уровень солидарности, отстаивания европейских ценностей и ответственности, которые проявила Украина. Я пребываю в шоке от этого решения. Ведь страна выполняет все обязательства, которые на себя взяла. Мы справляемся с потерей экономики в 20%, и с 5% ВВП на войну, с помощью временным переселенцам. Это все ведь серьезные вызовы для нас – и мы их принимаем. Мы сделали все со своей стороны, к нам не выдвигали никаких дополнительных требований. Оценка нашей работы была высокой – и мы получили обещание, что вскоре украинцы смогут беспрепятственно путешествовать по Европе. Поэтому то, что касается сотрудничества с ЕС, для меня это огромное разочарование.

Следующий год будет дипломатически сложным: грядут выборы во Франции, Германии, ну и новая политика белого дома в США. Поэтому сложно прогнозировать, будет ли решение Евросоюза позитивным. Для Украины важно просто идти ровно и занимать честную и сильную позицию. Но что бы там ни было, безусловно, мы не можем допустить снятия санкций, наоборот ключевое на следующий год – это работать над их усилением.

Новый этап волонтерской деятельности

Сейчас, спустя два года, можно сказать, что я больше чувствую себя депутатом, чем волонтером либо представителем своей старой профессии. Свой фонд я хочу закрыть, потому что в том формате, в котором он работал раньше, он уже не актуален. На сегодняшний день нужно менять подходы помощи, то есть она по-прежнему нужна, но другая. Возвращение и адаптация военных – вот, что очень важно сейчас. У меня есть проект для другого фонда, он направлен как раз на работу с вернувшимися с фронта людьми. Иногда человек не справляется с той реальностью, в которую возвращается. Порой доходит до суицидов – это самое страшное. А связано это с нереализованностью, с потерей работоспособности. Если это профессиональный военный и его комиссовали, то здесь идет момент потери жилья, потому что у него оно было служебным; также возникают трудности с обретением новой профессии. Всё вместе – это серьезные моральные травмы. И поэтому я считаю, что если в 14-15-ом годах работа волонтеров была нацелена на то, чтоб “дать рыбу” атошникам, то сейчас на то, чтоб “дать им удочку”.

На самом деле, очень много предусмотрено в законодательстве, но это, к сожалению, не реализуется в полной мере. Существует бесплатная переквалификация, которая длится 4 месяца, и можно получить профессию сантехника, столяра, ювелира, водителя. Для этого нужно становиться на биржу по комиссованию. Это возможно и с некоторыми группами инвалидности. Например, я знаю ребят, которые без ног, но стали ювелирами. Суть в том, что возможность учиться существует, но практически никто не обращается. Многие об этом просто-напросто не знают.

Я веду молодого парня, его зовут Максим. Он был рядовым солдатом, освобождал Краматорск и Славянск. Долго пробыл в окружении. Получил серьезную травму и потерял возможность продвижения по военной лестнице. Служил в 25 ВДВ. У него есть среднее специальное образование и сейчас он получает высшее юридическое. Но проблема в том, что ребята боятся поступать – не верят в свои силы. Мы знакомы с Максимом два года, и полгода готовились к поступлению. Откликнулась масса волонтеров, которые были готовы бесплатно подтянуть его по тем или иным предметам. В итоге, он поступил в университет МВД. Сейчас Макс на втором курсе, хорошист. Так могли бы делать многие, но получается, что почти каждого надо взять за руку. То есть для ребят надо организовать помощь.

Я думаю, что это должен быть совместный комплекс: государство и люди. Атошникам надо знать, куда обращаться, чтоб добиться своих прав. Допустим, он может поступить без ВНО, у него бесплатный проезд и льготы на коммуналку – это то, что гарантирует государство, а вот помощь в том, чтоб его подтянуть по каким-то предметам – это уже работа волонтеров. С психологической реабилитацией тоже может быть двойная история: в госпиталях есть государственные психологи, которые работают с парнями, но например, такие вещи, как организовать поход военного школу, чтоб он пообщался с детьми – это уже волонтерская задача, а для ребят – это огромная терапия. И все это достаточно простые штуки, которые не требуют больших затрат. Я считаю, что волонтерство стало у нас большим достоянием, и ни в коем случае нельзя потерять этих людей, которые сейчас могут оказывать такие простые виды помощи.

Помощь детским домам

Я возглавляю молодежную организацию нашей партии “Народний фронт молоді”. У нас есть представительства практически во всех областях страны. На данный момент мы провели более 30 благотворительных мероприятий. Все они направлены на конкретную помощь, например, детским домам. Недавно я с коллегами ездила в Житомирскую область – 130 км от Киева в интернат, поздравить детей с днем Святого Николая. В основном там живут и учатся ребята с ограниченными функциональными возможностями, всего – 120 человек. Персонал очень хороший, дети не боятся общения. Видно, что к ним там хорошо относятся и любят. А еще ребята очень сплоченные и помогают друг другу, но потребности у интерната немалые. Одна из них – это лифтовая платформа, то есть нужен спуск со второго этажа на первый. Там ведь есть дети с ДЦП разной формы, и иногда их же сверстниками приходится брать таких детей под руки или нести на руках и помогать спускаться по лестнице.

Во время первой поездки мы пообщались с воспитанниками интерната, привезли спектакль, подарили то, что им нужно из спортивного инвентаря. То есть это было больше знакомство. И теперь я, конечно, буду заниматься ими и дальше. Самое главное, что там есть через кого работать с детьми и помогать, потому что бывает, приезжаешь куда-то – и понимаешь по персоналу, что здесь нужны либо кадровые решения, либо вся та помощь, которую ты привез, просто пойдет по карманам руководства.

Можно сказать, что я перешла на индивидуальное волонтерство в разных областях. Это и дети, и военные, но ввиду своей нынешней работы, я не могу об этом особо рассказывать. Я не пишу посты в фейсбуке на эту тему, и тем более теперь я не могу публично просить какой-то помощи. Сейчас волонтерство – это моя гражданская позиция. Безусловно, есть депутаты, которые мне верят, помогают и тоже делают это непублично. Поэтому, когда говорят, что депутатство – это сложно, грязно и еще как-то – это неправда. Везде есть процентное соотношение людей, которые работают и не работают, воруют и не воруют, умные и глупые. И мне кажется, что в ВР оно точно такое же, как в сфере туризма, волонтерства и так далее. Помимо коллег помогают и другие люди, например, у меня сейчас в машине лежит 10 банок варенья – соседка наварила, и я завезу их в военный госпиталь.

Как итог, если пролистать три прошедших года, то сначала у меня были полгода ухода за дорогим человеком, который умер. Затем был Майдан, и казалось, что это самые тяжелые времена и страшнее ничего не будет. Я дважды прощалась с жизнью, когда попадала в пиковые моменты на Грушевского. И от увиденного, от количества крови, трупов, казалось, что ничего ужаснее не существует, но началась война. А потом депутатство, как новый, сложный этап внутренних поисков, но я справилась и с этим. Теперь я чувствую себя очень уверенно, хочу развиваться и продолжать жить по принципу: делай что можешь, и будь что будет.

Текст и фото: Вика Ясинская, “Цензор.НЕТ”

Источник