ГЛАВА НАПК НАТАЛЬЯ КОРЧАК: “ЗАКОН О Е-ДЕКЛАРИРОВАНИИ ВПОЛНЕ ПОДХОДИТ ДЛЯ МИРНЫХ УСЛОВИЙ, НО НЕ ДЛЯ ВОЮЮЩЕЙ СТРАНЫ”

Чем дольше затягивается проверка е-деклараций, при заполнении которых политики так неожиданно разоткровенничались, тем меньше в нее верится. Тем более, что уже в январе стартует следующая волна, которая может захлестнуть предыдущую.О том, состоится ли эта проверка вообще и будут ли у нее правовые последствия, а также почему в процессе декларирования были сделаны исключения для сотрудников отдельных государственных структур, в интервью “Цензор.НЕТ” рассказала глава Национального агентства по вопросам предотвращения коррупции Наталья Корчак.

– Наталья Николаевна, почему до сих пор не началась проверка е-деклараций? Что с порядком, который Министерств юстиции забраковало? Учли замечания?

– Да, мы отправили в Минюст уточненную версию документа. Учли замечания. Есть пункты, по которым наши мнения не совпадали изначально. Например, ограничение проверок временными рамками. Помните, как на этапе принятия документа депутаты предлагали прописать девяносто дней, а потом отказались? Сейчас в наших порядках указаны 45 дней, хотя в определенных случаях, этого будет мало.

– Но этот процесс не может длиться вечно. В чем проблема?

– Если мы не дополучим какую-то информацию или у нас будет необходимость запросить еще дополнительно какие-то документы, мы можем не вложиться в строгие временные рамки. Отнюдь не все документы внесены в электронные реестры. Особенно те, которые были получены декларантами еще во времена Советского Союза или в 90-е годы. Например, электронный архив Бюро технической инвентаризации был запущен только в 2010 году. А ведь мы должны убедиться, что имущество было приобретено легально, что человек ничего не скрыл. Поэтому проверка может продолжаться десять дней, а может тянуться месяц и больше. Особенно, если речь об активах, которые находятся за рубежом.

Кроме того, в Минюсте хотели, чтобы по каждому из декларантов НАПК принимало отдельное решение – позитивное или негативное – о проверке. Представьте, что это будет за работа, если на сегодня у нас уже больше 130 тысяч деклараций, а в январе стартует вторая волна.

При этом они также хотели, чтобы только члены НАПК проводили проверки, лишая права это делать наших уполномоченных лиц.

– Никаких исключений для СБУ в законе о е-декларациях нет. На каком основании руководство спецслужбы его нарушает и почему НАПК не обращается в прокуратуру? Комментируя сложившуюся ситуацию, Вы заявили, что доступ ограничен государственной тайной. Почему не был подготовлен отдельный порядок работы с такими декларантами?

– Сотрудники НАПК, включая меня, действительно пока не получили доступ к государственной тайне. А статья 52-1 Закона Украины “О предотвращении коррупции” предусматривает разработку особого порядка финансового контроля в отношении лиц, занимающих должности в государственных органах, осуществляющих оперативно-розыскную, контрразведывательную и разведывательную деятельность, таким образом, что делает невозможным раскрытие их принадлежности к указанным органам.

– Раньше же они подавали декларации…

– Подавали, но они оставались в их отделе кадров. Сегодня мы разрабатываем такой особый порядок совместно со спецслужбами. И вынуждены пока делать это на их площадке из-за того, что не можем обеспечить необходимые условия для работы с гостайной.

Закон об е-декларировании вполне подходит для мирных условий, но не для воюющей страны. Мы не можем так беспрецедентно открываться. По доходам, по боевым выплатам, полученным сотрудником спецслужбы, можно вычислить, кто из них был в АТО. А по названию должностей многое можно понять о структуре органа. Также можно работать с членами семьи, давить на них. Одним словом, есть очень много рисков.

Понятно, что не все данные будут в публичном доступе, но их точно увидят люди, которые будут работать с декларациями.

– И могут распространить информацию?

– Это нельзя исключать, они же не давали никаких подписок о неразглашении.

СБУ создала для себя полностью защищенную площадку и все декларации заполнены. Информация хранится на сертифицированных компьютерах, в отдельном помещении, оно опечатано. Но СБУ – единственная организация, которая может себе позволить электронный вариант декларирования, обеспечив его отдельной защитой.

– Декларации сотрудников каких еще служб не попали в публичный доступ?

– Служба внешней разведки, Главное управление разведки Минобороны.

– Эксперты утверждают, что руководство СБУ и публичные сотрудники спецслужбы в засекреченную категорию не попадают. Как, и те, кто находится на скамейке “запасных”, занимая другие государственные должности. Например, глава Запорожской ОГА Константин Брыль. Для него НАПК тоже сделало исключение. На каком основании?

– Мы получили письмо о том, что он якобы откомандирован главой СБУ…

– В Запорожскую область поработать на время? Вы серьезно?

– Для нас эта ситуация тоже большой вопрос. Но если глава службы сообщает об этом, а он является главным экспертом в этом ведомстве по вопросам государственной тайны, мы реагируем на это таким образом. Но декларация Брыля, кстати, хранится там же, где и сотрудников СБУ. Он прислал письмо, что хочет внести в нее какие-то изменения. Но мы пока на него не реагируем, потому что у нас не разработан порядок.

– Когда такой порядок будет разработан?

– Нам тяжело его разрабатывать, не имея допуска к гостайне. Мы воспользовались тем, что аппарат СНБО имеет координационные функции, и у них есть возможности для того, чтобы обеспечить работу с такими документами. Как только у нас появятся соответствующие условия, это будет другой этап уже на нашей площадке.

Поймите, закон об е-декларациях очень амбициозный, но когда его приняли, никто не думал, в каких условиях он будет реализовываться. Ведется война спецслужб, война разведок, которая не выносится в публичную плоскость, но она есть. Не надо забывать и о том, что соседнюю страну возглавляет именно спецслужбист. Для него привычна гибридная война, которая ведется непрямыми методами.

Утечка информации может серьезно сказаться на судьбах людей. Ведь у них могут быть родственники на той стороне.

– Почему тогда не предложить внести изменения в закон? Чего ждете?

– Пока общество не начнет здраво воспринимать этот вопрос, даже предложение о каком-то особом порядке и изменении закона в этой части, может восприниматься агрессивно. Скажут, что НАПК что-то хочет придумать и кого-то спрятать.

Но мы готовим изменения в закон. Потому что речь не только о сотрудниках спецслужб. Есть и такая категория людей, которые выехали из зоны АТО, а на оккупированной территории у них остались родные. Учитывая условия этого военного конфликта, на человека может осуществляться давление.

Законом не учтены и военные, которые проходят службу на востоке.

– Многие политики не хотели заполнять декларации и указывать наличные, опасаясь, что их ограбят. Насколько обоснованы такие заявления и высоки риски?

– На мой взгляд, если захотят ограбить, то сделают это. Декларации здесь ни при чем.

– Наталья Николаевна, ГПУ И НАБУ предлагает агентству сотрудничество при проверке деклараций. Готовы к нему?

– Для нас очень важно сотрудничество с правоохранительными органами, которое предоставит дополнительные механизмы для проверки задекларированного. Естественно в рамках закона.

Например, указал человек картины или антиквариат. Как нам проверить правдивость этой информации, не нарушая право на частную жизнь? Мы можем разве что походить вокруг дома, фотографируя.

НАПК – превентивный орган. Наша задача – аналитика и упреждение коррупции. Электронные декларации – это база данных, которая постоянно наполняется. У нас прошла первая волна, а весной следующего года эти же депутаты и чиновники будут подавать новые. И мы уже сможем сравнить информацию. Декларации, которые накапливаются, создают основу для аналитической работы. Например, в этом году политик задекларировал большое количество наличности, а на следующий увидим, что он покупает недвижимость или автомобиль в кредит. Сразу возникает вопрос.

– Сколько запросов поступило от НАБУ по е-декларациям? Если можете, назовите фамилии, тех, кто в них указан. И расскажите, как реагируете.

– Сегодня между ведомствами есть договоренности о сотрудничестве. Информация из Реестра деклараций будет предоставлена детективам НАБУ, исходя из выполнения ими их функциональных обязательств. Что касаемо количества, то таких запросов уже больше десятка, фамилий назвать не могу.

– К каким реестрам имеют доступ ваши специалисты?

– Прямой доступ есть только к восьми из восемнадцати, например, к Реестру обременения недвижимого имущества, реестру прав на недвижимое имущество, Единому государственному реестру юридических лиц и физических лиц-предпринимателей и Государственному судовому реестру.

Мы сейчас ведем переговоры с государственным предприятием УСС, чтобы построить свою систему конфиденциальной связи. Тогда вопрос с автоматическим доступом к реестрам снимется. Потому что держатели реестров также имеют комплексную систему защиты.

Конечно, нужна единая платформа, где были бы объединены базы данных всех министерств и ведомств. Они не должны быть, как феодалы, защищающие свою вотчину и никого не допускающие к информации. Автоматизированная верификация данных – это идеальный вариант. Надеюсь, что со временем такая единая платформа в нашей стране будет создана.

– Готовы ко второй волне декларирования, которая будет в январе?

– Есть вопросы, связанные с серверами, увеличением их мощности. Есть вопросы и с финансированием. То, что попросили, надеемся получить в следующем бюджетном периоде. И это будет не с первого января. Но мы уверены, что система будет работать

– Вернемся к Минюсту. Были также замечания относительно определения термина “мониторинг способа жизни”…

– Для нас мониторинг способа жизни – это новация. Сегодня это понятие применяется разве что по отношению к сотрудникам антикоррупционных ведомств. Его проводит их внутренняя безопасность. Это визуальный мониторинг. То есть, отслеживают, какие часы носят, на каких автомобилях ездят, в какие рестораны ходят. Также Высшая квалификационная комиссия судей может запросить у специализированных компетентных органов информацию о претендентах на должность судьи. Чтобы понять, какой способ жизни он ведет.

Мы хотим использовать мониторинг способа жизни для того, чтобы была возможность провести дополнительную полную проверку или к тем категориям лиц, где по закону не применяется обязательная полная специальная проверка, он мог служить таким основанием.

Мониторинг способа жизни – это как параллельная процедура. Она будет очень актуальна, когда будет подано действительно хотя бы две декларации за разные периоды.

– Журналистские расследования принимаете во внимание?

– Мы очень внимательно к ним относимся. Это легальный источник для проведения мониторинга способа жизни и повод для дальнейшей проверки.

Вторая волна предполагает, что декларации будут подавать руководители вузов, главврачи медучреждений, нотариусы. В отличие от ситуации с политиками и госслужащими высшего эшелона власти, закон не обязывает нас проводить полную спецпроверку. И тут, кто как не журналисты или общественные активисты, нам могут дать факты, на которые нужно обратить внимание.

Поверьте мне, когда будут подаваться декларации руководителями государственных предприятий или частных, которые задействованы в государственных контрактах, мы там увидим много интересного. Например, у меня есть предварительная информация об одном предприятии, которое, не имея средств, будучи убыточным, положило деньги, выделенные, как государственный кредит, под проценты в банк. После чего своим же сотрудникам, которые принадлежат к руководству, выдают по несколько миллионов гривен кредита на приобретение квартиры. Причем эти займы идут даже без процентов. Это прямая коррупционная составляющая.

Чтобы получать подобную информацию, реагировать на нее, мы должны сформировать полноценный институт обличителей.

– А есть уже такие люди? Кто они?

– Люди, работающие в организациях и сообщающие о коррупционных действиях, совершаемых руководством. Они предоставляют такие данные, которые могут быть легко проверены. Когда человек знает, куда идти, какие бумаги поднимать.

– Вы же не вербуете агентов. Эти люди приходят к вам сами?

– Не вербуем. Могут прийти, если не страшно. Или написать письмо. Единственное, что там нужно указать обязательно: “Прошу сохранить мою анонимность”.

Наша задача их защитить.

– Как защитить, если нет закона?

– Есть международные стандарты. Такого человека нельзя уволить или привлечь к дисциплинарной ответственности за то, что он передал эти сведения.

– После подачи деклараций приходили письма с разоблачениями?

– Да. Особенно много пишут из регионов о судьях. Главное, чтобы все это не переросло в стукачество, когда специально сообщают какую-то искаженную информацию, стараясь усложнить кому-то жизнь.

– Наталья Николаевна, еще одно направление работы агентства – предотвращение политической коррупции и контроль за тем, как расходуются государственные средства, которые получают партии…

– Чтобы бизнес-интересы определенных лиц не переплетались с избранием депутатов, европейские страны давно ввели механизмы государственного финансирования уставной деятельности политических партий. Мы тоже сейчас формируем новую политическую культуру и у тех, кто выбирает, и у тех, кого выбирают. Когда есть государственные средства, нужно отчитаться об их использовании. Такое финансирование предполагает прозрачность всех процессов деятельности политических партий и нашего агентства, как органа, контролирующего использование таких средств.

– Сколько партий получили деньги из бюджета?

– Сейчас мы выдали государственное финансирование пяти политическим партиям, которые на последних выборах набрали пять процентов голосов избирателей. В дальнейшем право на получение средств из бюджета будут иметь политические силы, которые набрали два процента на выборах.

– Почему только пять, а что с шестой?

– Оппозиционный блок к нам письменно обратился и отказался от государственного финансирования.

– Как контролируете выделенные деньги? Что Вы имеете в виду, когда говорите о прозрачности?

– Партии открывают специальный счет, куда и поступают средства. В дальнейшем НАПК публикует отчеты, которые предоставляют нам политические партии. Это один из элементов прозрачности. Каждый избиратель может их проанализировать, посмотреть, сколько денег в партии, на что они расходуются. Возможно, это также поможет определиться, хочет ли он голосовать за ту или иную политическую силу. Такой механизм позволяет избирателю косвенно контролировать свою партию, которую он поддержал. В этом и заключается новая философия демократического общества.

– На что можно тратить государственные средства? Есть ли ограничения? Например, можно их тратить на выборы?

– Недавно к нам поступил законопроект, в котором прописаны изменения в законодательство, позволяющие тратить бюджетные средства на выборы. Мы ответили, что категорически возражаем против такой новации, так как для этого существуют другие фонды.

– Но по закону государство должно возместить расходы, связанные с выборами…

– Да, но это уже совсем другой механизм.

– Анализируя отчеты партий, получивших государственную поддержку, обнаружили нарушения, или все пока выглядит идеально?

– Мы обнаружили случаи, когда финансирование со стороны физических или юридических лиц осуществляется незаконным способом. Сейчас действующее законодательство разрешает иметь два источника поступления средств. Один из них – государственная поддержка. Другой – это пожертвования, которые поступают от физических и юридических лиц. Один человек может по закону профинансировать партию в течение календарного года на сумму, не превышающую четыреста минимальных размеров заработной платы. А юридическое лицо на сумму – не более восьмисот минимальных размеров заработной платы.

– Если, например, я хочу профинансировать партию, должна ли подтвердить происхождение средств? Меня будете проверять?

– Каждый, кто финансирует политическую партию, независимо это физическое или юридическое лицо, заполняют платежный документ, в котором четко указывают свои реквизиты. Никаких инкогнито быть не может. В процессе анализа отчетов мы вправе делать запросы в отношении лиц, финансирующих политическую партию. Если выясняется, что человек является пенсионером, при этом еще и субсидию получает, понимаете, что реакция будет однозначной.

– Допустим, выяснилось, что финансирование не соответствует реальным доходам человека. Что можете сделать?

– Будет составлен протокол о привлечении к административной ответственности, потому что это является нарушением порядка финансирования политической партии. Кроме того, происходит и конфискация тех сумм, которые партия получила незаконно.

– Уголовная ответственность не предусмотрена?

– Предусмотрена. Все зависит от размера суммы.

Кстати, закон четко указывает, что финансировать уставную деятельность политической партии не вправе конечный бенефициар, который находится за границей. А мы видим по отчетам за первый-третий квартал, что ситуации, когда финансирование поступало из-за границы, тоже есть. В таких случаях последствия могут быть намного серьезнее, вплоть до уголовного производства.

Татьяна Бодня, для “Цензор.НЕТ”

Фото: Наталья Шаромова, “Цензор.НЕТ”

Источник