АЙДАРОВЕЦ, МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ ВАЛЕРИЙ (ХАРТМАН) ЛИПИНСКИЙ: “ОТ ОЩУЩЕНИЯ ЗАБРОШЕННОСТИ МНОГИЕ УХОДЯТ В БУТЫЛКУ, ИГРЫ, НАРКОТУ. А ЕСЛИ ЗАНИМАЕШЬСЯ ДЕЛОМ, ТО ЛЕГЧЕ РЕАБИЛИТИРОВАТЬСЯ”

"В связи с инвалидностью я получил компенсацию 200 тысяч. Я с детства хотел свой ресторан, но на ресторан этих денег мало. Я начал думать, как грамотно эти деньги вложить, правда, все равно вложил их неграмотно, потому что потратил намного больше, чем можно было бы, но зато получил ценный опыт. Я когда-то работал в мобильных кофейнях, поэтому решил попробовать себя здесь". ***

“Цензор. НЕТ” продолжает истории из цикла “Найти себя: жизнь после дембеля”.

Первый материал из цикла читайте здесь.

***

Когда возвращаешься с фронта – это такая жуткая тема: смотришь и понимаешь, что, в принципе, всем на тебя насрать. Когда там был, казалось что страна за спиной, а сюда приходишь – и тут такая печаль наступает, депрессия. От ощущения заброшенности многие уходят в бутылку, игры, наркоту. А вот если занимаешься каким-то делом, тогда легче реабилитироваться.

Я родом из города Стаханова, это Луганская область. До 11-го года работал в Луганске на стройке высотником, а вообще закончил училище по специальности “Оператор ПК и компьютерной верстки”. Когда-то я пытался уехать в Ирак. Я тогда считал, что на войне другая жизнь – там все открыто и честно, в отличие от мирной жизни. Но с Ираком не получилось. Я чуть контракт не подписал сдуру, а там был такой нюанс, что я год сижу здесь, крашу бордюры, потом может быть, на полгода выезжаю в Ирак и потом полтора дослуживаю в Украине. В итоге, когда я отказался ехать, мне дали повестку – и я пошел на срочку. А после службы в армии, в 12-м году переехал в Киев. Сейчас думаю, что ведь, если бы не уехал, мало ли как там все сложилось бы. У меня вот двоюродный брат, например, в “администрации Плотницкого” сидит сейчас. Но родителей еще в 14-м году я забрал в Киев.

Когда случился Майдан, я ходил туда, когда получалось после работы. Работал барменом в центре города в одном из ресторанов. Однажды познакомился с чуваком, который впоследствии стал командиром нашего отряда в “Айдаре”. В батальоне я числился гранатометчиком, хотя гранатомет в руках вообще не держал. Просто был стрелком АК-74 с подствольным гранатометом. Состоял в разведывательно-диверсионном взводе солнцезубого крымчанина с позывным Берет.

В Луганскую область мы уехали весной 14-го года. А уже там, на месте, было чертовски весело. Особенно во время летней кампании. Такой был задор, что я бы еще раз в 14-й год съездил. Правда, для меня, спустя два года, все события лета слились в одну картинку.

Первым был “Металлист”. Мы подъехали на “Шишарике” (Газ-66) где-то в обед, нас сразу обстреляли какие-то собаки, потом оказалось, что это вообще свои десантники с перепугу по нам шмальнули, но к ночи сепарский блокпост был уже наш. Выгнали их и ништяков всяких насобирали, я имею в виду оружие.

Я ходил в балаклаве, потому что родом-то с востока. А “жмуров” сепарских было столько вокруг, что она у меня этим запахом пропиталась – и пришлось снять и ходить без нее. А с другой стороны, у меня же там полно знакомых, которые знали, где я воюю, а сами были сепарами. И вот они иногда мне писали эсэмэски и предупреждали, что вот тогда-то и тогда-то будет горячо.

Мы несколько раз подходили под Луганск, брали Трехизбенку и Лутугино – и бывали в разных серьезных боях, но ранили меня 10 августа 14-го года, между боевыми операциями, когда мы были в Счастье. Мы устраивали патрули, ловили всяких мародеров, насильников и гражданских, которые комендантский час нарушают. И вот однажды в одно из таких дежурств, якась собака с гранатомета жахнула по машине – и ее знатно крутануло. У меня было осколочное в шею и черепно-мозговая травма. Смешно, что в эпикризе написали, будто это диверсанты жахнули минометом. Помимо этого сказались на здоровье контузии: одну я получил в Георгиевке, а вторую в Лутугино. Но в Георгиевке была эпическая история: мы “зачищали” село, дошли до края и заметили какие-то движения сепаров впереди на полянке. Я прикинул, что должен с подствольника до них дострельнуть. А с нами был еще танк, который мы прикрывали. И я решил стрелять возле танка. Занял место для стрельбы – и тут он дуло поворачивает – и как пальнет. Дядьки, которые сзади тусовались, сказали, что меня от земли на полметра приподняло и вправо метров на 6 откинуло. Думали, что хана. А по себе помню, когда глаза открыл – первая мысль, что сепары наш танк сбили.

После травмы я пару месяцев пробыл в Киеве – лечился. Потом когда хотел вернуться, командор сказал, что пока можно и в Киеве заниматься волонтерством. Я начал потихоньку заниматься помощью бойцам, потом зимой поехал опять на восток, в разгар минских соглашений, но делать там было нечего, поэтому вернулся. А у меня еще и хроническая неприязнь ко всяким алкашам, поэтому, опять-таки, проконсультировавшись с командором, чтоб я никого там не прибил, меня отправили обратно. В Киеве снова занимался волонтерством и периодически ездил в Счастье, Новоайдар вплоть до демобилизации.

Уже дома начала чаще болеть голова, я обратился к волонтерам, что надо прокапаться, а в результате меня в больничке заперли на три недели. И оказалось, что у меня такая куча всяких болячек после фронта, врачи удивлялись: “Как ты с этим жил?” В итоге мне повесили инвалидность. Я сопротивлялся, махал руками, потому что хотел что-то делать, кем-то работать. Тогда была как раз реформа полиции – и я думал туда пойти, но из-за инвалидности меня не взяли.

Когда в прошлом году были выборы, я успел баллотироваться в Киевраду от “Укропа”, но не прошел. Делал я это, потому что возникло острое желание что-то менять в стране. Я разочаровался в бабушках, которые мне пели серенады и клялись в любви, а потом в последний день в приемной у одного нехорошего дядьки брали конверты, пакеты с едой и резко меняли ко мне отношение. А потом, когда через месяц-второй они начали приходить и ныть, что вот что же делать – цены-то растут, квартплата тоже поднялась, пенсии те же, как жить? Я им сказал, что, ну как жить, вы же гречку брали – вот и растягивайте. В итоге на меня многие обиделись, чувствую, за меня голосовать больше не будут.

Правда, сейчас я думаю, что для начала можно менять что-то и вне политики. Главное – плотно стоять на ногах. Например, различная психологическая реабилитация побратимов – это уже положительное изменение и для этих людей, и для общества. Важно, чтоб вернувшиеся атошники свою энергию пускали в правильное русло. Потому что одним махом поменять все в стране невозможно, но наше дело – закладывать зерно перемен. И у нас есть уникальный исторический шанс – положить этому начало.

В связи с инвалидностью я получил компенсацию 200 тысяч. Я с детства хотел свой ресторан, но на ресторан этих денег мало. Я начал думать, как грамотно эти деньги вложить, правда, все равно вложил их неграмотно, потому что потратил намного больше, чем можно было бы, но зато получил ценный опыт. Я когда-то работал в мобильных кофейнях, поэтому решил попробовать себя здесь. Изначально даже разработал свой бренд, а потом случайно познакомился с Леней Остальцевым.

Разговорились, оказалось, что очень много у нас с ним точек соприкосновения. И мы договорились, что я открываю кофейню под брендом “Veterano”.

Потом я начал участвовать в аукционе относительно площади, который проводила КГГА. Там разыгрывалось какое-то место в городе. Но во время аукциона случился интересный момент: когда я нажал кнопку, чтоб повысить ставку, то никакой реакции не было. Я еще раз нажимал, но безрезультатно. Официальная версия КГГА, что у них произошел сбой системы, но а по неофициальной версии – один человек забрал 40 мест по себестоимости. Видимо, где-то кому-то “подмазал”. Мы с друзьями подняли кипиш, но в итоге ни этот барыга площадь не получил, ни нам не дали. В общем, с торгами мы пролетели и начали искать какие-то другие способы, то есть либо субаренда, либо еще что-то. Но вышло так, что мне продал точку на Березняках один мой товарищ. Правда, сначала я скептически отнесся к той площадке – спальный район, парк, но оказалось, что здесь очень даже неплохо. Хотя я думаю, что успех есть потому что, кофе у нас вкусный и цены демократичные.

В ближайшем будущем на базе пиццерии “Veterano” мы с Володей, который варит Veterano – кофе на Теремках, запустим обучающие двухнедельные курсы для людей, вернувшихся с фронта, и будем рассказывать, с чего начинать такого рода бизнес.

Я, когда ко мне приходят атошники узнать, как мы работаем, никому не отказываю в том, чтобы что рассказать-показать. То есть консультирую. Но главное, чтоб у людей желание было.

А вообще я продолжаю мечтать о каком-нибудь своем ресторане, например о заведении, где будут вкусно готовить суши.

Главная перемена в моей жизни за последнее время – это то, что я недавно сделал девочке предложение. Она волонтерила в госпитале, а я был раненым, контуженым, очередным бойцом, каких, по сути, много – так и познакомились. Но если бы сейчас дали возможность идти вперед и отвоевывать наши земли – я бы поехал снова. Ведь мы и в 14-м году туда поехали за идею. Помню, как получили первую заработную плату – пришла смска на телефон, что на карточку есть поступление денег, удивились и подумали, что ого-го: мало того, что мы тут сепаров жмурим, так еще и деньги за это получаем.

Умереть я не боюсь, главное, чтоб с песней. А боюсь, пожалуй, чтоб произошедшее здесь за последние пару лет не стало напрасным, очень надеюсь, что так не случится.

Адрес кофейной купавы:

https://www.facebook.com/vika.yasinskaya

Текст и фото: Вика Ясинская, “Цензор.НЕТ”

Источник