НАЧАЛЬНИК РАЗВЕДКИ 58 БРИГАДЫ АЛЕКСЕЙ АБДУРАХМАНОВ (БЕРИЯ): “ВЗЯТИЕ ПРОМЗОНЫ В АВДЕЕВКЕ – ЭТО ЗАСЛУГА МОИХ РЕБЯТ”

"Промзону мы отбили, потому что это была наша территория, но после нее идет линия разграничения, и исходя из минских договоренностей, мы не можем идти дальше. Но если бы стояла задача двигаться вперед, то не вопрос – мы готовы. Тем более, что моральное состояние с той стороны очень плохое: у них большие потери, а это не может воодушевлять. А касательно нас, даже такая маленькая, но победа – это плюс, это повышает наш боевой дух. Поэтому промзона – это не только тактическая, но еще и моральная и политическая победа".***

В 14-м году, когда все только началось, я добровольцем пришел в военкомат и пошел служить. Я кадровый военный: закончил и Киевское суворовское училище, и Одесское военное, служил в 95-ой бригаде, но потом уволился из армии. Живу с семьей в Житомирской области.

Мобилизовался и сразу попал в разведку. Был командиром разведвзвода в 30 бригаде. Стояли мы сначала на крымском направлении, в Чонгаре и Арабатской стрелке. Затем 30-ку перебросили в АТО.

Лето 14 года для меня стало, пожалуй, самым запоминающимся. Это было тяжелое время и для армии, и для 30ки. Наша бригада, несмотря на общую небоеспособность армии, делала все, что было в наших силах. Но странно, в том году ни наши бойцы, ни бойцы 72-ой бригады не получили не единой награды.

У нас была масса задач, которые не должна делать разведка. Мы часто сопровождали свои колонны, ведь тогда еще не было позиционной войны, а воевали в основном блокпостами, поэтому все перемешалось: и сепары, и наши. Для этого мы и работали, чтоб разобрать, где стоят свои, а где враг.

Там был такой треугольник, в котором шли бои – Степановка, Саур-Могила, Петровское. В Степановке было очень непросто – такой себе ад на земле. Но уже тогда 30-ка приняла первый бой с регулярными российскими войсками. Это было в ночь на 13 августа 14-го года. Тогда с российской стороны заходили колонны с техникой. Наши разведчики их засекали, докладывали, но команды на открытие огня и уничтожение этих колонн не было. До этого российская арта работала со своей территории. И к нам приходила информация, что обстрелы по нам – это сдача экзаменов курсантами российских военных артиллерийских училищ. Степановка была наша, но когда оттуда пришлось выходить после боя, разведка 30-ки выходила оттуда крайней. А еще у нас в разведроте за тот период было наименьшее количество потерь, и основные погибшие были как раз при выходе из этого села. Два человека погибло, и еще шестеро попали в плен, но вернулись оттуда живыми.

А самый запоминающийся момент того лета – это, когда мы из Шахтерска вытащили десантников 25-ой бригады. Они попали в засаду в конце июля. Тогда погибло много людей и сгорело немало их техники. А мы как раз работали в том районе и одной разведгруппой на БТРе поехали в Шахтерск, в тыл сепаратистов. Прорвались туда и вывезли 9 десантников – в общем, красиво отработали.

Вообще летом 14-го года мы ведь только учились воевать, а бои были очень тяжелые. А еще мне вспоминается, что лето было очень жарким – пыль, нехватка воды, море подсолнухов и море кукурузы.

Вывели нас оттуда в 20-х числах августа, когда как раз начались события в Иловайске.

Мы отправились на полигон, там началось пополнение и слаживание бригады. От лета отходить было как-то непросто, может, потому что бои были серьезные. На самом деле, почти каждый, кто заканчивал военное училище, хотел бы испытать себя в какой-то горячей точке, но потом, когда сталкиваешься с этим в действительности, понимаешь, что все совсем не так, как в книгах или фильмах. Война – это очень тяжело. Это грязь, боль, постоянная усталость, особенно моральная. А если ты командир, то это тяжело вдвойне – потому что ты принимаешь решения и несешь ответственность за жизни людей. Командир – это человек, который имеет моральное право послать своих бойцов туда, где их может ждать смерть. И сложнее всего – это ждать. Когда ставишь задачу, пока ребята ее выполняют, ты находишься постоянно на связи, переживаешь.

Работы нам хватало и на полигоне, мы часто ездили выполнять задания и в район Мариуполя, и в Луганскую область. А осенью бригаду перекинули на дебальцевское направление и работали мы уже там. Выезжали и в район Дебальцево, и Углегорска.

Я со своими ребятами участвовал в штурме Логвиново. В ночь на 9 февраля группа спецназа противника перекрыла трассу Артемовск-Дебальцево. А днем 10 числа мы уже штурмовали Логвиново. На штурм отправилось 2 разведгруппы. Я командовал одной из них. Кроме этого была еще рота пехоты 30-ой бригады.

Тогда же со стороны Дебальцево к нам пробились еще 4 бойца из батальона Кульчицкого. Очень смелые ребята. Помимо этого еще было пару машин “Донбасса”, но непосредственно в самом штурме они не участвовали. Вообще операция была тяжелой. У роты пехоты, которая подошла к Логвиново, не получилось зайти в само село и занять его. Они отошли, а две наши разведгруппы шли и понимали, что нас будет ждать засада. И мы в нее попали, но разбили врага. Тогда у нас был ранен один боец – его эвакуировали.

После того, как мы справились с засадой, продвинулись вперед, но в итоге сепары зажали нас с трех сторон. И несмотря на это, мы очень серьезно повоевали тогда, но получили команду на отход. Идти назад было крайне непросто – единственным путем отступления было открытое поле протяжностью в полтора километра. Мы запрашивали помощь в виде брони для эвакуации групп, но никто не пришел. Я вышел на связь с сержантом нашей роты Колесниченко Серегой, командиром группы поддержки, который прикрывал наши действия огнем БМП. Попросил помощи, говорю: “Серега, до темноты мы точно не протянем”. Он ответил просто: “Сориентируй, где вас забирать!” И он подскочил под огнем танчиков на БТРе, загрузил нас и под огнем вывез. Это настоящий Герой, ценящий жизни друзей и побратимов, больше своей!!! Серега погиб 16 марта 15-го года во время выполнения боевой задачи…

Мне сложно сказать, почему нас оставили без поддержки. Но в той обстановке, во время таких боев, все делалось наспех. Связь часто глушилась. Мы знали одно, что у нас есть задача – открыть дорогу на Дебальцево, и мы понимали, что все это надо делать быстро, чтоб не дать противнику там укрепиться и подтянуть резервы. В итоге – при отходе нас накрыла артиллерия. Я заработал тяжелую контузию и попал в Винницкий госпиталь. После этого наши разведчики еще два дня подряд штурмовали Логвиново. В результате – было ранено 13 бойцов.

Около месяца я пробыл в госпитале и вернулся к своим. Мы оставались в том же секторе, но работали в горловском направлении – Зайцево, Гольмовском, Новолуганском. Но воевать я продолжил уже как контрактник, а сделал это потому что понимал, что мои навыки и боевой опыт могут пригодиться, тем более я – офицер.

Когда нашего замкомбрига 30-ки, полковника Заболотного Сергея Вячеславовича, назначили комбригом 58-ой, он предложил мне перейти к ним – и я согласился. Решил, а почему бы и нет – это новая должность.

Поэтому с июня 15-го года я – начальник разведки 58-ой бригады. Сначала бригада формировалась, потом прошла слаживание на Ровенском полигоне, а затем нас перекинули в зону АТО.

Сейчас я считаю, что наша разведка подготовлена профессионально. Ребята выполняют абсолютно все задачи, которые на них возлагаются. И такой момент, как взятие промзоны в Авдеевке – это заслуга моих ребят. Именно разведка разрабатывала план операции по заходу туда, зашла, зачистила, закрепилась, удерживала в течение двух суток территорию “промки”, куда пытались прорваться сепары, и только после этого туда зашло подразделение пехоты. Делали мы это, наверное, потому, что у нас очень подготовленные и мотивированные люди. И там, где мы проведем операцию тихо и малой кровью, пехоту могут ждать большие потери.

Когда мы планировали промзону, я был уверен, что все получится. Без уверенности в любом деле – никак нельзя, а в военном тем более. Если не уверен, то лучше не начинай, потому что нельзя выполнять задачи, только ради того, чтоб зарабатывать себе награды или какой-то авторитет на жизнях людей.

Промзону мы отбили, потому что это была наша территория, но после нее идет линия разграничения, и исходя из минских договоренностей, мы не можем идти дальше. Но если бы стояла задача двигаться вперед, то не вопрос – мы готовы. Тем более, что моральное состояние с той стороны очень плохое: у них большие потери, а это не может воодушевлять. А касательно нас, даже такая маленькая, но победа – это плюс, это повышает наш боевой дух. Поэтому промзона – это не только тактическая, но еще и моральная и политическая победа.

Сейчас война стала больше похожа на игру в шахматы, ведь обе стороны наработали немалый опыт. Поэтому очень важно продумывать ходы.

Правда, наши победы не очень поощряются страной. Ни один мой разведчик, из тех, кто брал и удерживал промзону, награжден не был. Я так понимаю, это по принципу девиза разведки: “Без права на славу”. Огромный минус армии, каким был таким и остается – это формирование и комплектация ВСУ, а именно тех, кто воюет на передке. Почему-то максимально обеспечивают те подразделения, которые сидят в тылу. А у нас – устаревшая техника и вооружение, которого иногда просто не хватает. А еще у нас есть такие машины, на которых я просто боюсь отправлять бойцов на задачи, потому что это гробы. Я не знаю, кто виноват в этой обстановке, но это факт. То же самое происходит с формой и обмундированием. Да, нам выдают и то, и другое, но оно совершенно не пригодно для боев на передовых позициях. Лучше бы уже какую-то б/у форму американскую закупили – было бы гораздо больше пользы.

А то, как выплачивают атошные бойцам – это просто стыдно. Наверное, наши генералы, сидя в Киеве, не понимают, что тут люди ежедневно рискуют своими жизнями. Во все времена в зоне боевых действий люди получали двойную зарплату. А сейчас цена жизни здесь 4200 грн. При этом не каждый получает и их. Для того, чтоб бойцу заплатили атошные, надо заниматься не боевой деятельностью, а просто сидеть днями, и ночами печатать, набирать, писать бумажки. Сейчас бюрократия в армии стала еще хуже, чем раньше – бумажками заваливают. Мои бойцы шутят, называя эту армию “УПА – українська паперова армія”. И доходит просто до маразма – бумажки, бумажки, бумажки и больше ничего. И если бы я все время сидел и обрабатывал, все, что мне шлют, то пришлось бы забыть про планирование разведдеятельности.

Еще я считаю, что то, как раздаются УБД – просто неприемлемо. Право считаться участником боевых действий надо заслужить. А сейчас, что бойцы, которые не вылезали с передовой, что полковники- тыловики, которых мы называем туристами, которые приезжают сюда на пару дней, – получают одинаковые удостоверения, и имеют одинаковые льготы. Мне бы очень хотелось, чтоб на государственном уровне приняли такое решение, что людей, которые непосредственно не принимали участие в боевых действиях или их обеспечении, нужно лишить статуса участника боевых действий.

Зато меня очень радует, что армия, которую начиная с 91 года планомерно уничтожали, начала подыматься с колен. Мы научились достаточно неплохо воевать. Но я очень боюсь, чтоб после войны на первое место не вылезли военные туристы, которые войны в глаза не видели. И армия с ними снова не превратилась в совковый показушный пережиток. Реформу армии надо делать не так, как сейчас – придумать новую форму и новые берцы, ее надо перестраивать вообще, полностью. Либо делать призывной, как это было, либо полностью контрактной. Я за контрактную армию, потому что это профессиональная армия, и пусть она будет маленькой, но мощной. Но для этого надо очень хорошо вооружить армию, обеспечивать солдат и достойно платить им за службу.

Я уже два года на войне и сейчас во мне уже гораздо больше уверенности в том, что я делаю. А самая лучшая отдушина для меня – моя семья. Мы – не герои, и нам здесь намного легче, чем семьям, которые нас ждут дома, потому что ждать, смотреть новости, плакать по ночам – это гораздо сложнее.

Все вот эти детские рисунки на стенах у солдат – ведь они-то и напоминают каждый раз, за что мы воюем, хотя многим людям, наверное, не понять этого. Когда моя жена спросила, что ты там делаешь, я показал ей фотографии разбитых школ, садиков и спросил, хочет ли она, чтоб у нас в городе такое было. Я очень не хочу, чтоб мой ребенок жил в подвале и вздрагивал от громких звуков обстрелов.

Кроме победы, мне хочется побольше детей – это одна из главных ценностей. А дети в свою очередь должны понимать, что такое Украина – это важно. Я по национальности русский, хотя родился и вырос здесь. У меня много родных в России, а корни из Дагестана. Но Украина – моя Родина. Моя дочка потребовала, чтоб я купил ей вышиванку – хочет ходить в ней в школу, потому что папа защищает Украину. И разговаривать она сейчас везде старается на украинском.

Может, я сейчас скажу странную вещь, но в какой-то мере этой стране нужна была эта война, потому что сразу стало видно и понятно, кто есть кто.

PS: За выполнение задач в районе Дебальцево Алексея наградили орденом “Богдана Хмельницкого” III степени.

 Текст и фото: Вика Ясинская, “Цензор.НЕТ”

Источник