“СЕЙЧАС МЫ ВЫКРАДЕМ ТВОЕГО СЫНА, ОН ТАКОЙ ЖЕ УБЛЮДОК, КАК И ТЫ. МЫ ЕГО ПРЯМО ПРИ ТЕБЕ БУДЕМ ПЫТАТЬ”.

Адвокаты Докка Ицлаев и Марина Дубровина рассказывают "Цензор.НЕТ" о пытках, которым подвергались украинцы в российских тюрьмах; о сумасшествии или симуляции Станислава Клыха и о том, почему сдался Николай Карпюк; о давлении на самих защитников; о роли Рамзана Кадырова в этом деле и многом другом.В Киев Докка и Марина прилетели на два дня. В холле отеля, где поселились, координатор кампании LetMyPeopleGo Мария Томак зачитывает им плотный график: интервью, пресс-конференция, встречи… Они уставшие – летели всю ночь. “Мы только позавтракали в 7 утра! В Беларуси драниками”, – говорит Марина. Но готовы работать без отдыха – времени мало.

Марина Дубровина и Докка Ицлаев, март 2016, Грозный.

В последний раз мы виделись с ними в Грозном. Туда на заседания Марина ездила из Новороссийска Краснодарского края РФ, Докка же – местный, чеченец. Оба адвоката занимались и правозащитной деятельностью, тесно сотрудничали с правозащитным центром “Мемориал”.

В 2015 году они взялись защищать украинцев, проходивших по так называемому “чеченскому делу”. Марина Дубровина – адвокат Станислава Клыха, Докка Ицлаев – Николая Карпюка. Этих украинцев обвиняют в участии в первой чеченской войне на стороне самопровозглашенной Ичкерии, в убийстве нескольких десятков российских солдат, в пытках и издевательствах. Обвинение строилось на показаниях гражданина Украины, больного человека (4-я стадия ВИЧ, гепатит С, туберкулез), рецидивиста Александра Малофеева. В 2014-м, находясь уже много лет в российской тюрьме за грабежи, угоны и убийство, Малофеев “вдруг вспомнил”, что воевал в Чечне, а с ним якобы воевали: Арсений Яценюк, братья Тягнибоки, Дмитрий Ярош, Дмитрий Корчинский, а также – Николай Карпюк и Станислав Клых. В конце мая 2016 Карпюка осудили на 22,5 года тюрьмы, Клыха – на 20.

“У НЕГО В УШАХ ДОЛГО СТОЯЛ ПРЕДСМЕРТНЫЙ КРИК ОТЦА”. ПЫТКИ И ЗДОРОВЬЕ КЛЫХА

Марина Дубровина: Ничего не проходит зря. На протяжение почти трех месяцев были пытки бесконечные Клыха, день через день. Стас сам говорил, что не мог держать ручку и ложку. Стас был доведен уже до крайности, в 15-м году он попал в больницу, была потеря веса сумасшедшая, низкий гемоглобин. Его видели в таком состоянии консулы на суде в Пятигорске по продлению меры пресечения – это была палка, на которую надевалась майка. Такого зеленого цвета лица я не видела в жизни. Но то, что ему в больнице подняли гемоглобин, не означает что разобрались с психическим здоровьем. Он же содержался в одиночной камере 10 месяцев! Это же как отдельное наказание. И у здоровых людей съезжает крыша, когда человек постоянно в одиночной камере. У нас в материалах дела есть докладные записки людей, которые содержали его тогда. Он сообщали: “Клых пишет на полях газет какие-то телефонные номера”. Да это же Клых общается сам с собой, потому что ему больше не с кем поговорить!

Клых на суде 17.05, фото – ФБ Антона Наумлюка.

– И психика не выдержала?

М.Д.: Я думаю, что да. Я очень доверяю заключению председателя российской Независимой психиатрической ассоциации, который написал, что необходимо стационарное обследование Клыха, потому что не исследован целый спектр возможных психических расстройств. Я ему передавала аудиозаписи Стаса с судов, медицинские документы.

– Эти приступы как происходят?

М.Д.: 13-14 января этого года что там творилось… Он висел на клетке, кричал, делал баррикаду из скамеек, много всего.

– Какие пытки к нему применялись?

М.Д.: Электрический ток. Подключали к мочкам ушей, к рукам-ногам, к гениталиям. Его подвешивали за наручники к решетке, и следили, чтоб ноги к полу не касались, и за спину руки заводили и подвешивали. А в таком состоянии суставы выворачиваются. А потом психотропы давали. Его привезли во Владикавказ, вывели в тюремный дворик. Не давали ни есть ни пить. Дождь, снег, он там ходил, спал несколько дней. И потом ему принесли воду. А он говорит мне: “Я с такой жадностью стал пить!”. И все – сразу начались галлюцинации. Он это помнит. Он говорил, что видит своих родителей, как будто их бросают под поезд, и у него в ушах долго стоял предсмертный крик отца. И вот он до сих пор не верит, что отец жив, хотя я привозила в августе ему фотографии родителей. Тамара Ивановна, когда приезжала, рассказывала, что отец жив.

– То есть психотропы были тогда в этой воде?

М.Д.: В воде были. И потом целая серия была. Вот его держали примерно неделю, не давали есть и пить, и потом он говорит: “Мне самому было странно, почему они приглашали на застолье, водка, какая-то еда… Я там что-то съел или выпил”. И у него снова это началось

– На застолье приглашали эфэсбэшники?

М.Д.: Да! У Стаса феноменальная память, он помнит почти всю свою телефонную книгу наизусть. И мое предположение, может я и не права 10 раз, – они его выворачивали, потому что они думали, что он спецагент.

– Что требовали? Признания, что воевал?

М.Д.: Признания, что он воевал появились так: день его пытают, на следующий день – допрос, следующий день – пытают, следующий день – допрос. И там же были самые разные показания! Самые разные показания, которые можно было использовать против ситуации в Украине, которая творилась на тот момент.

– Так появлялись показания о том, что вместе с ними воевали Яценюк, Ярош, братья Тягнибоки и так далее?

– И не только. У Стаса есть показания, о том, что он якобы собирался совершать террористические акты на территории Российской Федерации – якобы взорвать хотел этот злополучный памятник Ленину, который всем вменяют. Если мы его вот за войну не осудим, то мы можем вытащить еще и эти показания, и сказать, что вот у него еще и терроризм.

– Сейчас у него какое состояние?

М.Д.: Видела видео с приговора? Стас пел громче, чем судья говорил, никто приговор не слышал. Было пение, рисование, подвешивание, все что угодно.

Видео с приговора Николаю Карпюку и Станиславу Клыху, Громадське ТВ.

– Марина, как вы считаете, он может имитировать?

М.Д.: Я не знаю. Этот вопрос много раз возникал. Для меня самым знаковым было, когда приехала его мама – Тамара Ивановна. Он смотрит на нее, но он смотрит сквозь нее. И она была в шоке. В каких она была слезах и говорила: “Я не узнаю своего сына. Он таким не был”. У Стаса же никого кроме родителей нет, ему цепляться за внешний мир незачем, у него были попытки уйти, попытки суицида.

– Он пытался покончить с собой?

М.Д.: Он начал отказываться от пищи. Ему было абсолютно все безразлично. Вот поймите, совершенно зависимые медицинские эксперты написали: “Нельзя проводить следственные действия с ним и судебные заседания”. Это уже означает, что это такой звиздец, потому что обычно пишут, что “все хорошо, давайте дальше”.

“ ПОД НОГТИ ЗАГОНЯЛИ ИГОЛКИ, НО ОН ПОСЛЕ ПЫТКИ ТОКОМ БОЛЬ УЖЕ НЕ ЧУВСТВОВАЛ”. ПЫТКИ И ПРИЗНАНИЕ КАРПЮКА

Докка Ицлаев: Николая четверо суток пытали током. И четверо суток повторяли одну и ту же историю: “Такого-то числа с тем-то и с тем-то вы совершили то-то и то-то, убили там столько солдат. Вы убили на площади Минутка, на железнодорожном вокзале. У тебя автомат был. Признавайся!” Он эту всю историю уже знал наизусть. Когда на пятые сутки его привезли на пытки, ему сказали: “Мы понимаем, что ты стойкий, из-за наших пыток не подпишешь, но мы сейчас тебя пытать не будем”. Ему рассказали где его сын, где ходит в школу…

– Сын же в Киеве находился?

Д.И.: Да. За ним в Киеве следили. Говорили: “Сейчас мы выкрадем твоего сына, он такой же ублюдок, как и ты. И мы его прямо при тебе будем пытать. А, если получится, выкрадем и жену. Но она не нужна, сына достаточно”. Николай тогда сказал: “Ладно, пишите все, что хотите, я подпишу все! Сына и жену, пожалуйста, не трогайте”. Вот так родились эти показания. И тогда ему сказали, расскажи, что ты, где ты совершил, и он повторил ту историю, которую эму четверо суток рассказывали.

– Основная пытка – это электричество?

Д.И.: Он говорит, что ему под ногти загоняли иголки, но он уже был в таком состоянии после пытки током, что боль не чувствовал, когда иголки вставляли. Пальцы онемели.

“ИМ НУЖНО БУДЕТ ОПРЕДЕЛЕННОЕ МУЖЕСТВО, ЧТОБЫ ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ”. ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ ВЕРДИКТ ПРИСЯЖНЫХ

– Уже во время суда Николай и Стас заявили, что они отказываются от этих показаний, что давали их под пытками. Но присяжные – им не поверили.

Д.И.: Ну… присяжные поверили. Обвинительный вердикт присяжных родился же не на пустом месте. На них же тоже было оказано очень серьезное давление. Вот 11 мая 2016-го на чеченском телевидении вышла передача, в которой утверждалось, что это уже доказано, что Карпюк и Клых виновны, и что общественность требует наказания. Одна такая передача, в условиях Чечни, могла оказать очень серьезное давление на присяжных.

Загрузка видео…
Сюжет, который вышел в эфир Чеченской государственной телекомпании “Грозный” 11 мая 2016 года.

– Ну мало ли что по телевизору показывают…

Д.И.: Вы сами вспомнили историю, как присяжных вывезли в лес… Присяжные думают, что их тоже куда-нибудь повезут, от них тоже что-нибудь потребуют. Кроме того, среди присяжных оказались люди, которые работают во власти. Например, директор школы. И она говорила: “Нам нельзя их оправдывать, поскольку, если мы их оправдаем, нас власти не поймут”. Чечня прошла через 2 войны, люди увидели, к чему может привести противостояние с властью. При вынесении вердикта они не могли быть объективными.

М.Д.: Докка, расскажи о госохране!

Д.И: За 2 дня или за 2 судебных заседания, по-моему, до того, как присяжные ушли в совещательную комнату, судья зачитал им свое постановление о назначении государственной защиты присяжным заседателям. Сказал, что в отношении присяжных поступают анонимные звонки с угрозами. Хотя на каждом судебном заседании судья спрашивал у них, были ли попытки давления на них, и старшина присяжных каждый раз отвечал, что никаких попыток не было.

М.Д.: Постановление это судья вынес 11 мая. А вот 5 мая было знаменитое совещание у Кадырова, где слетела голова у председателя Верховного суда и после этого сразу судья пришел молча, без предупреждения, начал зачитывать вот это постановление о назначении государственной защиты присяжных. (Как сообщала “Новая газета”, 5 мая в администрацию главы Чечни были вызваны на экстренное совещание все судьи республики. Прокурор Чечни объявил, что за каждый оправдательный приговор судьи и адвокаты будут лично отчитываться перед Рамзаном Кадыровым, “и никому от этого хорошо не будет”. Кадыров тогда потребовал, чтоб глава Верховного суда ЧР, где и судили Карпюка и Клыха, Магомет Каратаев написал заявление об отставке, – примечание автора.)

– То есть само это назначение госзащиты, по вашему мнению, это намек?

Д.И.: Государственная защита – это означает, что к присяжным будет представлен кто-то, от которого в принципе исходит угроза. Все сидящие там присяжные заседатели понимают, что мы с Мариной Дубровиной абсолютно для них не опасны. Говорить о том, что украинские спецслужбы несут для них угрозу? В Донбассе идет война – там Украина ничего не может, Крым оттяпали – ничего не может Украина. А тут спецслужбы могут прийти в Чечню искать присяжных заседателей? Любому дураку ясно, что эта угроза не идет со стороны защиты или со стороны Украины. А председательствующий говорит, что есть угроза, вам нельзя принимать такое решение.

– У меня на протяжение всего этого дела была надежда на то, что может быть оправдательный вердикт, потому что присяжные же – сами чеченцы, которые там жили и видели все происходящее, и в их семьях были те, кто воевал… (Докка кивает, соглашается. – Ред.). И именно поэтому надеялась, что их оправдают. У вас были похожие надежды?

Д.И.: У меня, может, даже были большие надежды, чем у вас, поскольку большинство из этих присяжных были мусульманами. А мусульманин, в принципе, он не может говорить неправду, это расходится с его верой. Каждый знает, что он не должен лжесвидетельствовать, говорить неправду, он не должен быть несправедливым. Для чеченцев очень важно в целом то, что они мусульмане. Но я видно не соотносил ту степень страха, которая присутствует, с этой необходимостью говорить правду, быть справедливым с точки зрения религии. Я когда-то сказал, что им нужно будет определенное мужество, чтобы принять решение.

– Я сама провела там эту неделю и видела, как относятся ко мне люди, узнав, что я из Украины. В магазине продавщица дарит магнитик. Торговец кониной начинает говорить шепотом, чтоб никто не услышал: “у вас там такая же война, мы же это прошли”. Охранники суда заводят нас погреться в будочку, показывают фокусы с нитками, дают доступ к вай-фай…

Д.И.: Понимаете, то, что вам говорили шепотом, означает, что люди боятся, боятся высказывать открыто свою позицию! Для самих присяжных это означает высказать открыто свою позицию, которая противостоит позиции власти. Судебные приставы все понимают, они сочувствуют, переживают вместе со Станиславом и Николаем, но открыто высказать свою позицию никто не смеет.

– А как, кстати, к ним относятся конвоиры, сотрудники СИЗО, сокамерники?

Д.И.: Очень хорошо относятся. У Николая никогда не было проблем с сокамерниками, с администрацией СИЗО. Он очень хорошо отзывается и о них, они очень хорошо отзываются о нем. Даже те конвоиры, которые привозили в Верховный суд их, они хотя и на службе, но видно, что человечность не потеряли. Нету такой агрессии, какую приходилось видеть в других регионах. Охранники там кричат “Стоять! Руки туда-сюда”. А здесь вообще нет такого. Мы за эти годы много чего видели в Чечне, много смертей, много несправедливостей, но сами не ожесточились в результате всего этого.

“ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ КАДЫРОВА СИДЕЛ У НАС ОТ ТЕМНА ДО ТЕМНА”. РОЛЬ КАДЫРОВА

– Это дело, как по вашему мнению, контролировалось и администрацией Кадырова или только Москвой?

Д.И.: Я бы не сказал ни в коем случае, что администрация Кадырова имеет отношение к делу. Это сугубо дело сфабриковано в недрах Следственного комитета, а именно Главным управлением Следственного комитета по Северо-Кавказскому федеральному округу. Мне кажется, что оно может было преподнесено и руководству России, как будто оно обоснованное такое, с определенной доказательной базой. Я не думаю, что там президент Путин или другие высшие должностные лица отдавали какие-то поручения, чтобы что-то такое сделали. По тому, что происходило и в Чечне, я знаю, что различные структуры в целях продвижения по карьерной лестнице, из корыстных побуждений, могут в принципе такое делать, и это будет преподноситься начальству как заслуга.

– То есть вы считаете, что кто-то хотел отличиться? (задаю вопрос Докке, но вмешивается Марина Дубровина)

М.Д.: Я не могу сказать совсем, что администрации Кадырова совсем было все равно! Все-таки на последние судебные заседания, они дружненько приходили. Пресс-секретарь Кадырова ( Альви Каримов, – авт.) сидел у нас от темна до темна. 19 мая сидел с 7 утра до 9 вечера, несмотря на то, что он достаточно пожилой человек. У него приказ есть – сидеть здесь. На мой взгляд, пресс-секретарь и вообще пресс-служба Кадырова сидела как раз в суде, для того, что бы вот эти видеоролики на ТВ вышли именно с таким подтекстом – сначала показывают войну в Чечне, как все ужасно, потом показывают фашистские свастики, мол, смотрите что происходит на Украине, потом показывают Малофеева, который говорит “Да, это Клых и Карпюк, Ярош, Тягнибок и ля-ля-ля”, потом показывают наших подзащитных и потом адвокатов. И вот эта цепочка выстроена – вот эти сволочи, которые их защищают.

Д.И: Давайте я добавлю, по поводу администрации Кадырова. Там дело может быть совсем в другом. Есть службы, которые ведут оперативное сопровождение этого дела, это ФСБ. Если из этой структуры пришли в Министерство информации и печати и сказали, что нужно, чтоб завтра вышла такая-то передача, то такая передача будет. Никто не будет спрашивать у Кадырова: “Рамзан Ахматович, к нам пришли, сказали…”. Будут делать эту передачу. Вы обратили внимание, когда показывали нас с Мариной, показывали, что мы с консулом вытворяем?

– Да, помню. Показали съемки скрытой камерой, где вы сидите в машине, а возле стоит консул и якобы дает вам деньги…

Д.И.: Да! Видеозапись велась из машины, которая стояла рядом. То есть соответствующая служба занималась всем этим. Потом эта видеозапись была передана телевизионщикам. Вспоминаю, что за день или за два до этого, наш коллега адвокат Илья Новиков, выступая перед присяжными, сказал: “Это не дело, которое касается руководства Чечни. Вы не бойтесь принимать решение. Это дело привнесено извне в Чечню. Это вам абсолютно не нужно. Ни вам, ни вашему руководству. Это со стороны пытаются очернить вас, вашими руками сделать подлость”. Мне кажется, после того как было такое заявление, доложили (Кадырову, – авт.), что вот ваше имя там называют, и появился пресс-секретарь, чтобы понять, что происходит там.

– Почему это дело появилось?

Д.И.: Дело же продолжается! Этот же процесс идет сейчас в отношении чеченцев, дагестанцев, которые принимали участие в тех событиях, и в первую и во вторую военную компанию. И свидетель там главный – все тот же Малофеев. То есть они из одного этого дела сделали серию дел. А поскольку в марте-феврале 2014 года начали развиваться эти события с Крымом, потом с Донбассом, они решили привязать заодно к этим событиям УНА-УНСО, украинцев в целом, поэтому дело Карпюка и Клыха имеет политический контекст. В случае с Николаем решили очернить определенное движение и их лидера.

– “Правый сектор” и Яроша имеете в виду? (Николай Карпюк являлся одним из лидеров организации “Правый сектор”, – авт.)

Д.И.: Да! И попутно решается вопрос по уголовному делу, которое много лет висит, по которому никто не привлечен, а тут можно отчитаться перед россиянами – что вот мы привлекли этих проклятых украинцев, бандеровцев судили.

Карпюк, на суде, 17.05, фото с ФБ Антона Наумлюка

“ИЗНАЧАЛЬНО РЕЧЬ ШЛА, ЧТО БУДЕТ ВСТРЕЧА С ПУТИНЫМ». ПРАВЫЙ СЕКТОР РАССЧИТЫВАЛ НА ПЕРЕГОВОРЫ С ПРЕЗИДЕНТОМ РФ

– Выяснили в итоге, как Карпюк попал в Россию?

Д.И.: Он попал очень просто. Когда начались события в Крыму, “Правый сектор” был обеспокоен развитием ситуации, они решили, что нужно провести переговоры с руководством России, чтобы не допустить открытого противостояния, конфликта. И они искали пути, чтобы провести переговоры с руководством России. Они обратились к определенным людям, которые в итоге сказали, что есть к кому обратиться. Изначально речь шла, что будет встреча с Путиным.

– В голове не укладывается, что Ярош и компания могли поверить, что будет встреча с Путиным.

– Я могу исходить из того, что мне Николай говорил.

– Он верит в это?

– Он говорил, что речь шла о переговорах. Николай говорит, что люди, которые взялись организовать эту встречу, были довольно высокопоставленные.

– Эти люди – россияне или украинцы?

– Там и те, и те были. Там были украинцы, которые имели какие-то связи в структурах московских. И вот эти люди сказали, что переговоры организованы, что они состоятся. Им сказали дату, когда нужно быть в Москве. Здесь в окрестностях Киева руководство “Правого сектора” собралось. Они обсудили ситуацию, решили, что все-таки нужно ехать и поручили Николаю. Сели на машину, переехали КПП на границе, где их и задержали.

– А вы встречались с Ярошем, другими людьми, которые были на этой встрече. Они пытались как-то помочь Николаю?

– Я с ними не встречался. Я знаю, что когда нам нужно было допросить свидетелей, когда нужно было найти людей, поскольку Николай написал целый список людей, которые могли подтвердить его алиби, я весь этот список передал сюда. Именно члены этой организации проводили поиски всех этих людей, просили, чтобы они у следователя были, показания давали. Я просил отдельные документы мне предоставить – они помогали.

– Докка, вам известно, как продвигаются переговоры по обмену?

– Мне что-то известно, но я не стал бы об этом говорить.

“МЫ СТАЛИ ВРАГАМИ”. ДАВЛЕНИЕ НА АДВОКАТОВ.

– Председательствующий на процессе Карпюка и Клыха судья Вахит Исмаилов вынес постановление, пожаловался на вас, и вас могут лишить статуса адвокатов. Фактически вам могут запретить работать. Рассмотрено уже это постановление?

Д.И.: Еще нет. Мы на частное постановление написали апелляционные жалобы, они будут рассмотрены вместе с апелляционными жалобами по основному делу. Пока ситуация подвешенная.

– А вы, когда брались за это дело, понимали, что может быть такое?

М.Д.: Начнем с того, что мы ничего противозаконного не совершали! Лишают статуса за противозаконные действия, а не за то, что мы брались защищать украинцев. А в нашем деле получается как раз наоборот.

– Но вы же осознавали, что это дело политическое!

Д.И.: По правде говоря, когда я брался за это дело, я понимал, что будет не все гладко, но надеялся, что все это будет не столь грубо. Давление на нас, на адвокатов, заключается не только в этом постановлении, там и другие формы. Например, прокурор встает на судебном заседании и говорит, что вот эти адвокаты ездят в Украину, к врагам, они получают там все эти документы, дают интервью, – это тоже своего рода давление. По телевизору говорят, что есть общественность, которая негодует, что Карпюк и Клых должны быть осуждены. И тут адвокаты, которые идут вопреки общественному мнению – мы стали врагами. За нами какие-то люди ходят, они приходят в кафе, садятся за соседние столики, стоят на улице, переговариваются.

– А когда почувствовали давление, почему не отказались?

М.Д.: А это невозможно. По закону адвокат не может выйти из дела. Только если откажется от него клиент.

Д.И.: Если бы я попросил Карпюка, объяснил бы ему, что нас прессуют, Николай бы написал заявление на отказ от меня. И судья Исмаилов с большим удовольствием убрал бы нас с этого процесса. Но я бы не сказал Николаю, чтобы он такое написал, я за годы работы с “Мемориалом” (российский правозащитный центр), прошел много через что. Если мы будем каждый раз пугаться, то это никогда не кончится.

– А так кончится? Помню в расследовании “Новой Газеты” описан эпизод – присяжных, которые вынесли оправдательный вердикт, силовики просто вывезли в лес на так называемую контртеррористическую операцию и заставили идти впереди чеченских полицейских (то есть, по сути, сделали мишенями для боевиков).

Д.И.: Да, было такое в Чечне. Но я не мог отказаться от Карпюка. Я бы не смог потом говорить, что я адвокат. Как бы я смотрел бы в глаза другим людям, которые может бы обратились бы ко мне с просьбой помочь? У меня просто морального права нет отступать.

– Марина, у вас точно была возможность законно отказаться от защиты Клыха. Потому что Стас после того, как его состояние здоровья ухудшилось, заявлял, что отказывается от вас. Кричал, кидался на вас. Обвинял, что вы работаете на ФСБ, что вы убили его родителей (родители живы, но Станислав Клых во время приступов заявляет, что они мертвы и видел,как их бросали под поезд, – авт.)

М.Д.: Да, у меня ситуация сложнее. На самом деле я знаю, каким Стас был, когда мы только начинали – когда я первый раз увидела его год назад, он не был таким, как сейчас. Когда Стас начал на меня кидаться и угрожать, бить кулаком по столу и вырывать у меня бумажки…

– Это во время встречи в СИЗО было?

М.Д.: Да. Мне было тогда страшно. Я имела моральное право сказать, что подзащитный от меня отказался, и уйти. Но судья уже в суде спрашивает “Вы не отказываетесь?”, а я отвечаю: “Не отказываюсь, я не имею права отказаться”. И он не принял отказ Стаса. С учетом того, что уже тогда я начала процесс привлечения внимания к психическому нездоровью Стаса, его отказ от меня – это как один из элементов этого всего. Я понимала, что человек в уме и трезвой памяти так не сделал бы.

Ирина Ромалийская, “Цензор.НЕТ”

Источник