ГЛАВА ВККС СЕРГЕЙ КОЗЬЯКОВ: НА КОНКУРСЕ В ВЕРХОВНЫЙ СУД ЕСТЬ ТОЛЬКО ОДНА ЭКЗАМЕНАЦИОННАЯ КОМИССИЯ И ПРАВИЛА, КОТОРЫЕ НУЖНО СОБЛЮДАТЬ

Скандалы вокруг конкурса в Верховный Суд продолжаются. С одной стороны – этот конкурс беспрецедентно открытый и журналисты смогли принять участие во время тестирования на знание законодательства и написания кандидатами практических работ. С другой – некоторые кандидаты и представители Общественного совета добропорядочности настаивают на том, что при подсчете баллов были определенные манипуляции и требуют опубликовать не только сами работы, но и показать публично, кто и как их оценил.Учитывая нынешний плотный график, глава ВККС Сергей Козьяков, которому хотелось задать все эти вопросы, предложил встреться в холле гостиницы, где проходил тренинг, во время которого членов конкурсной комиссии готовили к следующему этапу. В интервью “Цензор.НЕТ” он рассказал о том, почему до сих пор так и не опубликованы практические работы, сможет ли их в принципе оценить общественность. Поговорили также о попытках купить результаты конкурса, и о том, чего ждать от следующего этапа и когда в стране будет запущен новый Верховный Суд.

“ОБНАРОДОВАНИЕ В СЕТИ РАБОТ ПРИВЕДЕТ К СПЕКУЛЯЦИЯМ И К ВОЗМОЖНЫМ УГРОЗАМ КОНКРЕТНЫМ КАНДИДАТАМ”

– Сергей Юрьевич, сколько поступило жалоб от кандидатов, которые не довольны результатами первого этапа квалификационного оценивания?

– В комиссию не поступило ни одной такой жалобы. Мы читаем посты на Фейсбуке, блоги и комментарии в некоторых электронных средствах массовой информации, но это не жалобы, это такой крик обиженной души. Есть у нас некоторые заявления. Например, такие: “Дайте мне рецензию на мою работу”. Мы рецензии не пишем, мы проверяем работы и выставляем оценки. Все прописано в методологии, которая рекомендована экспертами ЕС, составлявшими практическое задание.

– Общественный совет добропорядочности неоднократно призывал ВККС опубликовать тексты работ кандидатов и выставленные им баллы каждым из проверяющих. Почему не хотите это сделать? Комиссию уже прямо обвиняют в манипуляциях и заангажированности, а она все равно упирается.

– А какая логическая целесообразность в открытии работ? Для того, чтобы Фейсбук их проверял, вся “диванная сотня”? Все члены Комиссии несут ответственность, предусмотренную законом при проверке письменных работ. И только мы будем их проверять. Если кто-то тоже хочет проверять и оценивать, пусть становится членом нашей или любой другой конкурсной комиссии – у нас в стране достаточно конкурсов. А на конкурсе в Верховный Суд есть только одна экзаменационная комиссия и правила, которые нужно соблюдать

Большинство из тех, кто требует открыть работы, не находились в ситуации кандидата на должность судьи Верховного Суда. Они не пришли на конкурс и не сели в огромный зал на шестьсот мест. Не прошли через толпы журналистов, которые к ним подходили с вопросами: “Почему вы приехали на этой машине? Почему пришли пешком? Как вообще себя чувствуете перед тестами или перед практическим заданием?” Они не прошли через ситуацию, когда уже сидишь за столом и готовишься, снова прорываются журналисты и задают новые вопросы, мешая сосредоточиться. Они не прошли через то, что в течение выделенных пяти часов нужно ознакомиться с 50-60 страницами материалов и написать резолютивную часть судебного решения.

Я видел тексты практических работ, в которых первые четыре, пять страниц написаны ровным, аккуратным почерком, а остальные – на скорую руку, буквами огромного размера, потому что люди уже понимали, что времени не хватает. Они впадали в прострацию, пытались написать последние фразы, как можно быстрее. Все это нам нужно сейчас выставить на всеобщее обозрение?

– Последнее – это эмоции…

– Хорошо, дальше без эмоций. Мы до начала конкурса не предупреждали никого из кандидатов, что работы будут публиковаться. И сделать это – будет означать, что мы изменим правила во время игры. Без их согласия. Только потому что на этом настаивают представители Общественного совета добропорядочности? Кстати, все ли? Протоколы собраний членов ОСД являются не очень открытыми документами. Вот, например, по итогам рассмотрения одного из вопросов 7 членов ОСД проголосовали против. Фамилии этих людей протокол скрывает. От нас же требуют обязательного открытого голосования по кандидатурам кандидатов.

Подчеркну: обнародование в сети 520 работ приведет к спекуляциям и к возможным угрозам конкретным кандидатам. О такой опасности, кстати, говорится в п.48 заключения Консультационного совета Европейских судей №17. Наши европейские эксперты настаивают: процедуры квалификационного оценивания кандидатов должны быть прозрачны, индивидуальные результаты – конфиденциальны.

Хочу напомнить, что ОСД по закону занимается той частью оценивания, которая называется “добропорядочность и профессиональная этика”. Это означает, что данный орган никакого отношения к части конкурса, где был тест на знание законодательства и практическое задание, не имеет. Я бы коллег попросил готовить выводы кандидатов, которые они нам должны предоставить на собеседование. В них как раз должна быть оценка добропорядочности и этики. Давайте, каждый своим делом займемся.

– Но кроме ОСД резкие замечания относительно методики оценивания высказывают и судьи.

– Во время этого этапа максимальный балл, который может получить кандидат – 210. Всего во время всех процедур квалификационного оценивания – 1000 баллов. Совокупный минимальный проходной балл 29 марта преодолели 382 кандидата.

В Украине никогда не избирали судей на конкурсе – не все могут привыкнуть к этому факту. Конечно, некоторым кандидатам обидно, что они не прошли дальше. Но, каждый может обратиться в суд, если считает, что его права были нарушены.

Методика оценки для этого этапа (“Положение о порядке и методологии квалификационного оценивания, показатели соответствия критериям квалификационного оценки и средства их установки”) была утверждена и обнародована 3 ноября 2016 до начала конкурса. Согласно ей, комиссия обязана: а) принять решение о минимально допустимом балле на каждом этапе экзамена; б) решение о допуске ко второму этапу квалификационного оценивания. Закончился этап – мы подвели итоги. По итогам суммарного балла добавилось аж 43 кандидата, и среди них – адвокаты, ученые, судьи низших инстанций. Никакой сенсации на самом деле не произошло. Я еще понимаю, что этого не заметили в документе обычные люди или журналисты. Но этого не увидели некоторые кандидаты и члены ГРД, которые, казалось бы, должны быть заинтересованы в том, чтобы досконально знать “материальную часть”.

Методологию проведения конкурса разрабатывали лучшие эксперты – отечественные и международные. Никто не придумывал велосипед. Члены ВККС, в свою очередь, неоднократно разъясняли методику проверки работ общественности. Из всех экзаменационных работ были изъяты первые страницы, работы были закодированы, отсканированы и загружены в авторизованную компьютерную базу комиссии. Каждое задание находилось под отдельным внутренним кодом системы. После того, как член ВККС выставил оценку, работа исчезает – на экран выводится общая оценка только после того, как проставлены оценки всеми членами комиссии. Персонификация работ осуществляется только после того, как программа делает перечень по баллам. Это делает невозможным связывание проверки работы с какими-либо персоналиями. Объективность проверки работ членами комиссии основывается на формулярах и критериях оценки, которые были разработаны и предоставлены ВККС специалистами проекта ЕС.

Напоминаю, на практическом задании мы выявляем умение систематизировать и обобщать информацию, четко формулировать правовую позицию, соблюдать процессуальные законы, составлять логические, четкие и обоснованные судебные решения. Собственно, эти критерии прописаны в п.14, Гл.1, разд. 2. Порядка проведения экзамена и установления результатов квалифоценивания, принятого 4 ноября 2016 года. Разные кандидаты (например, в административной юрисдикции), которые по итогам экзамена прошли дальше, как, впрочем, и те, кто не прошел, использовали четыре варианта резолютивной части. При проверке “правильность” или “неправильность” резолютивной части вовсе не имела определяющего значения. ВККС – не кассационный суд, а экзаменационная комиссия.

– Судья Емельянов, которого не допустили к первому этапу квалификационного оценивания, судился с Комиссией и выиграл. Как планируете выполнять решение суда?

– Необходимые действия будут предприняты.

– Среди кандидатов есть такие, кто уже попросил опубликовать их работы?

– Пока никто из кандидатов не просил опубликовать их работы. Они могут взять у нас копию своей работы и самостоятельно опубликовать.

“ЕСТЬ ОЧЕНЬ ДОСТОЙНЫЕ ОСНОВАТЕЛЬНО ПОДГОТОВЛЕННЫЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ НЕ ПРОШЛИ“

– Многие известные кандидаты не досчитались баллов и стали аутсайдерами. Среди них и нардеп Леонид Емец, который заявил, что его работу проверял кум Сергея Кивалова – Юрий Титов. При этом намекнул, что это повлияло на оценку. Можете прокомментировать?

– Расскажу об уровнях анонимности проверки. Оба раза, когда участник заходил на экзамен, ему давали код, который он сам вводил в компьютер. В комиссии еще один код генерировался, чтобы код первоначального участника не отображался у члена комиссии в компьютере. То есть, я в компьютере видел код кода. Такой подход еще больше исключил “какие-то подозрения”. Поэтому, когда нам рассказывают, что есть вот такой вариант влияния и такой, я отвечаю: “Это если бы вы этим занимались, вы бы так сделали”. А моим личным заданием было избежать этого.

Кстати, тот же Общественный совет добропорядочности призывал политиков снять свои кандидатуры. Но они почему-то не прислушались.

– Сергей Юрьевич, а как Вы в целом относитесь к первым результатам квалификационного оценивания?

– Неоднозначно. Есть очень достойные основательно подготовленные люди, которые не прошли. Они могли бы стать достойными судьями в Верховном Суде. То, что я был огорчен – это ничего не сказать.

– Почему, на Ваш взгляд, им не удалось пройти этот этап конкурса успешно?

– Судьи привыкли к тому, что пишут свои решения в совещательной комнате, когда ничего не отвлекает. А тут они, как и другие кандидаты, впервые в жизни писали не решение суда, а практическую работу на тему решения Верховного Суда. Причем в присутствии шестисот коллег, каждый из которых был в стрессе и всё это влияло на соседа, причем не на одного, а на всех. Кому-то удалось справиться с нервами, а кому-то не очень. Среди конкурсантов много людей в серьезном возрасте. Думаю, все эти вещи очень сильно повлияли.

Мы просили экспертов, чтобы для практического задания подобрали интересные дела, которые были реальными, из жизни и замаскировали их. Потом нас, правда, обвинили в том, что некоторые претенденты оказались в лучшем положении, им попали материалы, которые они рассматривали ранее. Не буду ничего доказывать, просто расскажу о ситуации, которая имела место. Так вот, когда закончилось практическое задание, мы обнаружили, что нет одной работы. Потом выяснилось, что конкурсантка, в сердцах, собрала все бумаги, бросила в сумку и ушла. Оказалось, что это судья из одного из высших судов, которая в реальной жизни принимала решение по этому делу. Не знаю, она узнала или нет это дело, но человек, видимо, так перенервничал, что не смог закончить работу.

– Не было попыток купить результаты конкурса? Спрошу прямо. Вам не предлагали деньги?

– Намеки, о том, как получить ответы на вопросы были, но предложений, во всяком случае, у меня не было. Ответом, наверное, будет тот факт, что даже самые ярые наши критики говорят, что коррупции при проведении конкурса нет.

“В ДОСЬЕ ЕСТЬ ДВА ПОРАЗИТЕЛЬНЫХ ДОКУМЕНТА”

– Почему досье кандидатов появились в открытом доступе только сейчас, после критики и акций протеста?

– Они и так были доступны для желающих. Все, кто хотел, мог ознакомиться с ними в помещении комиссии на защищенных компьютерах. В онлайн они бы тоже появились, поэтому что это требование закона. И мы о этом говорили. Один известный борец с коррупцией, критикуя нас, заявил: “Какая проблема, если досье состоящее из 11-12 страниц, повесить его на сайте?”. Нормальный вопрос, крыть, на первый взгляд, нечем.

Вот только в каждом досье на самом деле от 250 до 500 страниц, а иногда и больше. Кроме того, что нужно время, чтобы это отсканировать, есть еще один нюанс. Мы по закону обязаны досье деперсонифицировать. То есть, закрасить персональные данные, ну, например, год рождения или имя ребенка. Сын или дочь должны быть упомянуты в досье, а имена их не должны быть, как и адрес проживания человека.

У нас в условиях конкурса прописано, что адвокаты могут предоставить те дела, которыми гордятся. Есть у нас один адвокат, который дал 1500 страниц в досье. Были адвокаты, которые дали дела, но не деперсонифицировали своих клиентов. Всю эту информацию приходилось вместо них деперсонифицировать. Дальше легко посчитать: от 10 до 20 “затираний” на странице нужно умножить на количество страниц. Получится от 2000 5000 “затираний” только на одном и не самом большом досье.

НАБУ нам дает материалы проверки по каждому кандидату, и мы там тоже много чего обязаны закрасить. Например, в их материалах есть данные о том, сколько раз человек пересекал границу за последние несколько лет и куда он летал.

– Но это же важно. Зачем убирать?

– Конечно, журналистам важно было бы посмотреть, что человек в апреле 2014 года семь дней находился, предположим, в России. Но в законе о защите персональных данных четко прописано, что можно публиковать, что нельзя. И есть такое слово “кроме”. Так вот, “кроме места жительства и местопребывания”.

Мы для себя оставляем, потому что нам кандидат дал разрешение обрабатывать его персональные данные, но вам он его не давал. Вы как журналист, можете добыть информацию из других источников, а мы вам этого дать не имеем права. Поэтому мы закрасим для широкой публики и журналистов, а для себя оставим.

– Сейчас кандидаты проходят психологические тесты. В чем их особенности?

– Это четыре разных теста. Например, один тест на 500 с лишним вопросов. Чтобы ответить дается 90 минут. Есть тест на “общие способности”, то есть на IQ.

– Они тоже будут оцениваться?

– Кажется, есть такая история о жене Билла Клинтона Хиллари. Когда он был президентом, она везде говорила, что тест на IQ лучше сдала, больше баллов набрала. Но Билл, стал президентом США, когда у него была возможность, а Хиллари – нет. Поэтому это всё вспомогательные методы.

Второй этап, который начнется примерно 20 апреля, называется “собеседование по результатам исследования судейского досье”. Мы должны досье изучить, встретиться с кандидатом и поговорить с ним. Кстати, собеседование будет транслироваться в Интернете.

– Можете кратко охарактеризовать, что включает понятие добропорядочность кандидата? По каким критериям определяете?

– В досье есть два поразительных документа. Это декларация добропорядочности и так называемая декларация родственных связей. Почему все комментируют только е-декларацию, обращая внимание больше на имущество, а декларацию, где, может быть, написано, что у кандидата пять судей среди близких родственников, четыре прокурора, восемь адвокатов, в упор не замечают? Это всё открыто.

– Люди, с такими родственными связями, могут стать судьей Верховного Суда? Это плюс или минус? Кандидат же формально все откровенно выдал, ничего не скрывает…

– Мы надеемся на Общественный совет добропорядочности. Пусть нам расскажут, как кандидат пользовался родственными связями, для того чтобы, предположим, обогащаться.

Обратите внимание: сейчас все говорят о том, каким кандидат не должен быть. И невероятно популярно искать у различных кандидатов недостатки. А почему никто не скажет, а кто есть кандидат достойный? Можно я узнаю у общественности, у прессы, у профессионалов? Все же ждут, пока мы это скажем, для того чтобы нас беспощадно критиковать. Мы готовы это выдержать, но я хотел бы услышать от представителей общественности. Пусть общественность скажет, каким должен быть идеальный кандидат. А давайте я еще более конкретный вопрос общественности задам: “А можете назвать фамилии таких идеальных”?! Я еще конкретизирую: фамилии нужно выбрать из списка тех кандидатов, которые вышли во второй этап. Вот в связи с энергичным шумом, поднятым некоторыми членами ОСД по поводу того, что два кандидата (политики) не набрали нужного количества баллов на письменной работе, мы вроде как получили намек: вот две фамилии! Предположим. Целых две. Причем, это те два кандидата, которым ОСД вроде как предлагал снять свои кандидатуры. А остальные фамилии можно назвать? Хотя бы 50?

– Какой информации ожидаете от Общественного совета добропорядочности, кроме их вывода по каждому? Как скажется на баллах кандидата, если он будет негативный, и Комиссия с ним согласится?

– Если Комиссия согласится с их негативным выводом, кандидат получает за “добропорядочность” ноль баллов, там, где могло быть 250. В этом случае, мы обязаны его снимать с дистанции. Если мы не согласны, тогда мы должны преодолеть их вывод путем голосования. Должно быть не меньше 11 голосов из 16.

– Предоставленные материалы будут опубликованы?

– Уже было заявлено, что ОСД опубликует то, что передаст в Комиссию. Нужно только уточнить, как они это планируют сделать. Одновременно с передачей или накануне. А теперь давайте предположим, что вы – кандидат, о вас публикуют какой-то негатив, а вы еще даже на собеседование не пошли.

– Но речь же не идет о каких-то пасквилях. Чего адекватному кандидату с нормальной репутацией бояться? Как бы материалы НАБУ не оказались для многих неприятным сюрпризом. А объяснятся ведь тоже придется в прямом эфире. Вы сами сказали, что будет прямая трансляция в Интернете.

– За 5 дней до собеседования Комиссия предоставляет кандидату возможность ознакомиться с его досье, где уже всё это есть. И он может прочитать, что подготовлено НАБУ и уже на собеседование прийти с документами или предоставить устные пояснения, отвечая на вопросы членов Комиссии. А они точно будут.

Если Общественный совет добропорядочности опубликует информацию, не дав человеку возможность предварительно отреагировать, что это будет? Они кандидата обвинили, теперь он должен оправдываться. Предположим, оправдается. А дальше, как в анекдоте: “Ложечки нашлись, а осадочек остался”. И осадок может быть в виде инфаркта.

– Как Комиссия будет проверять предоставленную информацию и вывод?

– У нас есть свои методы. Я им сказал: “Коллеги, вы слухи не собирайте, соберите информацию”. Кстати, в законе так и написано, что они собирают информацию и она должна быть доказательной.

– А что в этих выводах может быть?

– Это хороший вопрос. Нам бы тоже хотелось знать. Вот, например, во время “круглого стола” с участием европейских экспертов один из членов ОСД говорит: “Мы собираем информацию о том, были ли кандидаты членами Коммунистической партии во времена Советского Союза”. Присутствовавшая судья в отставке им говорит: “Что вы делаете? Все судьи в СССР были членами Компартии, без исключения”.

Вот скажите мне, зачем собирать информацию о родственниках, которые живут на оккупированных территориях? Чтобы подарить ФСБ то, что они еще не успели собрать? Может все-таки оставим эту работу спецслужбам?

Работа в государственном органе очень сильно отличается от общественной деятельности. В общественной работе всё, что не запрещено – можно, а здесь, наоборот можно только то, что дозволено. И каждый должен работать в пределах своих полномочий. В этом – принципиальная разница.

– Как вы думаете, 120 судей наберете в этот раз или будет донабор?

– Донабор однозначно будет, потому что в законе написано, что в Верховном Суде работает до двухсот судей. Когда точно это будет, пока не готов сказать. Возможно осенью. Решение, конечно, еще не принято. Нам и этот конкурс не легко дается.

– Когда удастся запустить новый Верховный Суд?

– Во второй половине мая мы передадим материалы в Высший совет правосудия. Они примут окончательное решение, и я надеюсь не позднее второй половины июня уже передадут документы президенту, который подпишет указ.

Татьяна Бодня, для “Цензор.НЕТ”

Источник